Их взгляды встретились. Выражение его лица было непроницаемым. Она, вся дрожа, с трудом проговорила:
— Я… думала, что ты… плантатор. Или…
— Какой-нибудь героический офицер королевского флота? — с горечью проговорил он. — Извини, что разочаровал тебя, ангелочек. — Он подошел к окну.
— Но ведь Николас Броган — жестокий убийца! Говорили, что он убивал не раздумывая, без всякой цели. Что он был готов потопить любой корабль, лишь бы удовлетворить свою жажду наживы.
Весь напрягшись, он смотрел в окно на последнюю алую полоску заката.
— Наверное, бесполезно напоминать, что не все слухи соответствуют действительности или что адмиралтейство умышленно распространяло леденящие кровь истории о моих «подвигах», — сказал он напряженным тоном. — Адмиралтейство меня не слишком жаловало не без оснований…
— Ты хочешь сказать, что все слухи о тебе были ложью?
Последовала продолжительная пауза.
— Нет, не все.
У нее мороз пробежал по коже. Обида и гнев слились в ее следующем вопросе:
— Сколько же людей вы погубили, капитан?
— Ты думаешь, я их считал?
— Хотя бы приблизительно. Сотню? Две сотни? Он ухватился за край бархатной шторы и с силой смял ткань в кулаке. Сэм не могла не заметить, что он дрожит. Однако он заговорил без раздражения и так тихо, что она едва смогла расслышать слова:
— Теперь это не имеет значения, не так ли?
— Имеет. Как ты мог… как я могла… — Она покачала головой, не в силах продолжать. Сейчас ей хотелось одного — уткнуться лицом в подушку и выплакать всю боль, от которой разрывалось сердце.
Она доверилась ему, поведала все свои тайны, рассказала о прошлом, отдала ему свое сердце, тело и душу. Она его полюбила. Полюбила человека, который убивал и калечил людей, не испытывая угрызений совести.
— Я тебя ненавижу, — прошипела она сквозь зубы, не в силах сдержать охватившие ее обиду и гиен. — Ненавижу тебя за все, что ты сделал!
Он дернулся всем телом от этих слов. Пальцы вцепились в ткань шторы. Потом, взяв себя в руки, он медленно повернулся к ней. В глазах его не было огня, не было тепла. Ни света, ни жизни. Холодный, равнодушный, бессердечный взгляд. Он смотрел на нее так, как смотрел тогда, когда она увидела его впервые.
Не было больше Ника Джеймса, нежного любовника, который покорил ее сердце. Он исчез бесследно, как будто его никогда и не бывало, как будто он ей приснился. Растаял, как романтическая мечта, ожившая на какое-то мгновение в сознании глупой, наивной, неопытной девушки.
Нет. Нет, она не желает этому верить. Она вздернула подбородок, отказываясь отвести глаза под его холодным взглядом.
— Твой друг Ману сказал мне, что ты уехал в Мерсисайд и что поэтому тебя не оказалось в Йоркской таверне. — Она судорожно глотнула воздух. — Ты пытался снасти меня? — Он не ответил. — Ты рисковал своей жизнью, чтобы снасти меня?
— Я уже тебе говорил как-то раз, что не в моих привычках спасать дамочек, попавших в беду.
— В таком случае что ты делал в Мерсисайде?
— Я был там, соблюдая воровской кодекс чести, — сказал он в ответ. — Я подумал, что должен по крайней мере предупредить тебя об опасности. Но это была ошибка. Видишь, к чему это привело? Если бы я в тот момент находился в этой вонючей таверне, дело можно было бы считать законченным. Но нет, я, как последний дурак, передоверил свою работу другому человеку. — Стиснув зубы, он шагнул к ней. — Вы, мисс Делафилд, с того самого момента, как мы с вами встретились, приносите мне одни лишь неприятности и боль.
— Наше знакомство и мне не принесло особой радости, — ответила она, стараясь не показать, что ее обидел его холодный тон, — А почему…
— Здесь я задаю вопросы. И начну с того, что спрошу: где была ты? Насколько я знаю, ты должна была находиться в Мерсисайде. Как, черт побери, оказалась ты в этой таверне в Йорке? Как ты связана с шантажистом?
— Никак не связана. Мне ничего не известно ни о каком шантаже.
— В таком случае, как получилось, что за пакетом явилась ты?
— Это долгая история, капитан Броган.
— У меня есть время, мисс Делафилд. — Он уселся на край кровати, но так и не развязал ей руки.
Он ей не доверяет, И никогда не доверял. Она взглянула на него и заговорила — резко, торопливо, подхлестываемая обидой и болью.
— Приехав в Мерсисайд, я обнаружила, что в моей квартире был обыск. Там оказался мой дядюшка. Он… он сказал, что намерен увезти меня в Лондон и спрятать где-то под замком, где он сможет… — Она не могла продолжать.
На его щеке дернулся мускул, но во всем остальном он сохранил спокойствие. Голос у него был попрежнему жесткий и холодный.
— Переходи к рассказу о вымогателе.
Вызывающе грубым поведением он словно сыпал ей соль на свежую рану. Она с усилием глотнула воздух.
— Сейчас дойду и до этого. Вымогатель сказал, что он шел следом за дядюшкой…
— Как его зовут?
— Фостер. Колтон Фостер. Он обвиняет тебя в том, что ты сделал его калекой. Он сказал, что вы с ним старые знакомые.
Николас помолчал, наморщив лоб в раздумье.
— Я что-то не припоминаю никого, похожего на него. И имени такого я не слышал, — сказал он.
Сэм видела, что он ей не верит.
— Я говорю правду! Он сказал, что последовал за дядюшкой в Мерсисайд, потому что хотел найти и допросить меня. Он подозревал, что ты попытаешься нарушить условия какого-то делового соглашения, которое вы с ним заключили. Потом между ним и дядюшкой завязалась ссора, и он убил дядюшку. А потом… потом он рассказал мне, кто ты такой на самом деле.
Николас мужественно выслушал ее, не отводя от нее взгляда.
У Сэм пересохло в горле.
— Но я ему не поверила, — пробормотала она, дивясь собственной глупости. — Я пыталась убедить его, что он обознался.
Николас сохранял на лице непроницаемое выражение.
— Ты пока еще не объяснила…
— Дай мне закончить, — оборвала она его. — Он забрал все мои деньги и взял даже… — На глазах ее вдруг выступили слезы, — Он взял рубин, который ты мне подарил. — Она поморгала глазами, отчаянно пытаясь удержать слезы.
Выругавшись вполголоса, Николас неожиданно вскочил на ноги и подошел окну. Стоило ему отойти от нее, как ей тут же стало холодно и одиноко и захотелось даже, чтобы они снова были скованы цепью, тогда он не сможет так легко и просто встать и уйти от нее.
— Почему? — спросила она, стараясь говорить спокойно. — Почему ты отдал мне драгоценный камень?
Он небрежно передернул плечами.
— Расплатился за оказанные услуги. Я всегда оставляю что-нибудь на память женщине, с которой был близок.
Невыносимая боль волной захлестнула ее. Она изо всех сил сжала кулаки, так что ногти впились в ладони.
Он ее никогда не любил!
— Итак, он обобрал меня до нитки — продолжала она, спеша закончить рассказ и поскорее убраться отсюда, — и приказал поехать с ним и взять для него пакет, потому что подозревал, что может попасться в ловушку.
— Ты должна была просто исполнить роль курьера? Значит, он тебе доверял?
— Нет. Конечно, не доверял. Он сам находился в таверне. Он сидел там, держа меня на мушке пистолета.
Николас круто повернулся к ней.
— Он находился там, а ты ничего не сказала Ману?
— Я и не подозревала, что африканец имеет к тебе какое-то отношение. Он был просто незнакомцем, который почему-то напал на меня, и я совсем не собиралась докладывать ему, кто я такая. Когда он меня схватил, Фостер направился к нам, но тут Ману выволок меня из таверны и стукнул по голове… Я очнулась только в экипаже по дороге в Лондон.
Николас разразился целой обоймой особенно выразительных ругательств.
— Как он выглядел, этот Фостер? Если не считать отсутствия одной руки?
— Он примерно моего возраста, может быть, немного моложе. У него русые волосы и голубые глаза. Вообще внешность ничем не примечательная.
— Иными словами, это мог быть кто угодно.