«Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы он оставил пост!» — мысленно взмолилась Лизетт.
Часовой еще раз взглянул на часы, а затем, чуть пожав плечами, направился к входной двери. Девушка увидела, как он вытащил из кармана пачку сигарет, распахнул тяжелую дубовую дверь и шагнул на порог.
Лизетт затаила дыхание. Если он останется на пороге, ей ничего не удастся сделать. Часовой огляделся в поисках укромного местечка, где можно тайком покурить, и быстро шагнул вперед.
Дверь главной столовой осталась без охраны, но она была заперта. Сердце Лизетт забилось еще быстрее. Вот если бы здесь сейчас была Элиза, она сумела бы воспользоваться ситуацией, отпереть замок и проникнуть в комнату. Лизетт быстро спустилась по ступенькам. Ноги ее дрожали, ладони покрылись потом. Ведь проявили же они один раз беспечность, оставив незапертой решетку окна. А вдруг и сейчас дверь открыта…
В холле стояла такая тишина, словно замок совершенно опустел. Если бы только при ее прикосновении красивая ручка на резных дверях повернулась…
Лизетт стремглав пробежала через холл и схватилась за дверную ручку, истово молясь про себя. Закрыв глаза, она нажала на ручку и потянула дверь на себя. И та, как всегда, легко открылась. Девушка запыхалась, кровь стучала у нее в ушах. Чудо свершилось! Господь дал ей шанс! Фотоаппарат. Ей нужен фотоаппарат!
Быстро повернувшись, Лизетт понеслась по коридору к кухне. Часовой не покинет надолго свой пост. Выкурит сигарету, может, две, и вернется. У нее есть, наверное, минут пять; она должна взять фотоаппарат, вернуться в столовую и сфотографировать все, что удастся найти. Распахнув дверь кухни, Лизетт бросилась к буфету.
Девушка нащупала банки с цикорием и с сушеной морковью. Господи, неужели нельзя действовать быстрее? Отыскав нужную банку, Лизетт сорвала крышку, высыпала прямо на пол сухое молоко, вытащила фотоаппарат и прижала его к груди. Сколько же прошло времени? Минута? Две? Девушка помчалась назад к столовой так быстро, словно за ней гнался дьявол. Время! Ей нужно только время!
Дверь главной столовой оставалась открытой, в холле по-прежнему никого не было. Лизетт судорожно вздохнула. У нее есть несколько минут! Всего несколько минут! Она скользнула в столовую и дрожащими руками закрыла за собой дверь. Необходимо успокоиться, чтобы действовать быстро и эффективно. На стене висела карта побережья, на столе рядом с пресс-папье и чернильницей лежала стопка бумаг. Хорошо, что не надо разбираться в бумагах и определять, какие важные, а какие нет.
Лизетт поспешно обогнула длинный стол. Бумаги были сложены очень аккуратно, в таком же виде они должны остаться и после ее ухода. Ни в коем случае нельзя допустить небрежность, ибо это сведет на нет все ее усилия. Она окажет своей стране неоценимую помощь, если в руки союзников попадут все планы, тщательно разработанные Дитером Мейером.
Поверх стопки бумаг лежала сопроводительная записка на имя фельдмаршала Роммеля. Глубоко вздохнув, Лизетт навела фотоаппарат на первую страницу и нажала кнопку затвора…
— Идиотка! — прозвучал позади нее тихий голос Дитера. — Ты просто пустоголовая маленькая дура.
Лизетт обернулась так резко, что часть бумаг слетела на пол. Она потеряла дар речи. Дитер направлялся к ней, и, несмотря на охвативший ее ужас, девушка заметила, что ни в его лице, ни в голосе нет злости, только глубокая усталость.
— Неужели ты вообразила, Лизетт, что дверь оставлена открытой случайно, а часовой так же случайно покинул пост именно в тот момент, когда ты решила спуститься?
Лизетт с трудом перевела дыхание.
— Но ведь однажды решетка окна оказалась незапертой… и я рискнула, так же как Поль и Андре.
Дитер остановился в двух ярдах от девушки.
— Ты попала в ловушку так же как Поль и Андре.
Лизетт съежилась под взглядом Дитера.
— Я не понимаю тебя, — прошептала она. Глаза ее расширились, лицо смертельно побледнело.
Дитеру хотелось обнять и успокоить ее, но он холодно сказал:
— Не думай, что Жильес и Кальдрон воспользовались чьей-то оплошностью. И решетку, и окно оставили открытыми специально, чтобы они попытались сбежать… Мне нужен был повод, чтобы застрелить их при попытке к бегству.
Лизетт казалось, что ужас ее достиг предела. Однако ужас напоминал бездонную пропасть, глубину которой невозможно измерить. Отшатнувшись, она наткнулась на стол, и еще часть бумаг слетела на пол.
— Но зачем? — задыхаясь, прошептала Лизетт. — Зачем тебе это понадобилось?
Молча посмотрев на нее, Дитер присел на край стола.
— Я сделал это ради тебя, — мрачно сообщил он. — Ответственность за смерть этих людей лежит на тебе, Лизетт. Виной всему твоя глупая, наивная попытка проявить героизм во имя Франции.
Девушка замерла. Пауза явно затянулась, и Дитер понял, что следующие его слова еще больше поразят Лизетт.
— Поль Жильес был руководителем местной ячейки Сопротивления, а ты — его связной. Как по-твоему, если бы учитель попал в гестапо, через какое время я получил бы приказ арестовать тебя?
— Поль Жильес ни за что бы не выдал меня, — заявила Лизетт, и от ее уверенности у Дитера защемило сердце.
— Да, Поль Жильес молчал, а вот Кальдрон выдал тебя сразу.
Майор увидел, что девушка вздрогнула, но попыталась скрыть свои чувства. И тут он понял, что проиграл битву с собой, поскольку ему никогда не забыть Лизетт. Это сверх его сил.
Дитер встал и шагнул к ней:
— Выслушай меня, Лизетт, и попытайся понять. Я убил этих людей ради тебя. Жильес и Кальдрон умерли бы в любом случае через несколько дней или недель от пыток. А так их смерть наступила быстро, без мучений здесь, в Вальми.