— Ты что-то очень серьезна сегодня, дорогая, — Дитер протянул Лизетт коньяк.
— Я подумала о твоей матери. О том, как она огорчится, узнав, что ее невесткой будет француженка.
На губах Дитера заиграла улыбка.
— Моя мама стойко принимает любые сюрпризы. Кроме того, доверяет моему вкусу. Она не расстроится, дорогая. Тем более когда познакомится с тобой.
Лизетт наклонилась над шахматной доской, не желая, чтобы Дитер заметил ее сомнения.
— А твоей королеве по-прежнему грозит опасность, — насмешливо заметила она. — Ты знаешь, как спасти ее?
Волосы Лизетт рассыпались, закрыв ее лицо, и Дитер откинул их.
— Да. — Он передвинул коня, чтобы защитить королеву, — Но шахматы могут подождать. — Осторожно уложив Лизетт на кровать, Дитер начал расстегивать ее блузку.
Лизетт прижалась к нему, решив рассказать обо всем Дитеру сегодня ночью, только чуть позже.
Глава 8
Положив голову на плечо Дитера, Лизетт гладила светлые волосы на его груди.
— Мне надо кое-что сказать тебе, — тихо промолвила она, чувствуя, как теплый ночной ветерок принес в комнату благоухание роз.
— Что именно, дорогая?
Лизетт приподнялась на локте и посмотрела на Дитера.
— У нас будет ребенок.
— Что? — Мгновенно приподнявшись, он уставился на нее.
— У нас будет ребенок, — спокойно повторила Лизетт.
— Боже мой! Ты уверена? Когда ты узнала об этом?
— Я догадалась об этом пару недель назад, но теперь совершенно уверена.
Лизетт поняла, что Дитера обуревают те же чувства, которые испытала в первый момент и она: оцепенение, удивление, постепенное понимание, радость и, наконец, тревога.
— Но что же нам делать? Как ты справишься одна? Нам ведь придется расстаться. Последний срок завершения строительства системы обороны — восемнадцатое июня, а после этого меня могут отправить…
Лизетт улыбнулась:
— Справлюсь, как и любая женщина, рожающая во время войны. Даже еще лучше, зная, что ты рад этому.
Дитер привлек ее к себе. Глаза его пылали такой страстной любовью, что у Лизетт учащенно забилось сердце.
— Еще как рад, дорогая! Но теперь я должен обеспечить безопасность не только твою, но и ребенка.
— Дитер, даже если союзники высадятся в Нормандии, нам будет лучше здесь, чем в Париже. Там не хватает продуктов, а кроме того, мне очень тяжело видеть Париж униженным и побежденным.
Зная, что Лизетт не хочет уезжать, он взял ее за плечи и серьезно посмотрел ей в глаза:
— Если Вальми станет местом боевых действий, ты не сможешь оставаться здесь. Побережье будут бомбить с такой же яростью, с какой бомбят Шербур и Кан.
— Отец поговорил с Мари. Ее семья живет в Баллеру, и мы отправимся туда. Это довольно далеко от побережья, но вполне доступно для тебя.
Дитер кивнул. Граф правильно рассудил. В Баллеру графине и Лизетт будет гораздо лучше, чем в Париже. Глаза влюбленных встретились. Оба сейчас думали о ребенке, о будущем.
— Боже, как же мне хочется, чтобы у нас были общие мечты! — воскликнула Лизетт. — У меня разрывается сердце, когда мы говорим о победе и поражении, потому что вкладываем в это разный смысл.
— Мы мечтаем об одном, — тихо сказал Дитер. — О мире.
— При Гитлере ни за что не будет мира! — в отчаянии возразила Лизетт. — Никогда! Союзники должны победить, Дитер. Неужели это тебе не ясно?
Нахмурившись, он поднялся с кровати, подошел к комоду и налил себе коньяка. Лизетт подтянула колени к груди и обхватила их руками, твердо решив довести до конца начатый ею разговор.
— Мы должны одинаково думать о нашем будущем и будущем нашего ребенка. И я предпочла бы, чтобы он вообще не родился, чем жил под пятой такого монстра, как Гитлер!
Лизетт показалось, что между ними разверзлась зияющая пропасть. Дитер молчал, на скулах его заходили желваки.
Ее охватил страх. Лишь несколько минут назад все казалось возможным. А сейчас почва уходила у нее из-под ног. Дитер покрутил коньяк в бокале, затушил лампу, отодвинул в сторону портьеру и уставился в окно.
Он полностью доверял Лизетт. Сейчас она бесконечно предана ему. Лизетт носит под сердцем его ребенка. Она будет его женой.
— Лизетт, нашему сыну не придется жить под пятой Гитлера, — тихо промолвил Дитер, глядя в темноту. — Через несколько месяцев Гитлер будет мертв. — Услышав, как она вскрикнула от изумления, Дитер повернулся к ней. — Германия больше не может терпеть Гитлера. Он уничтожает страну.
— Не понимаю… — прошептала Лизетт, и глаза ее округлились. — Откуда ты знаешь, что он умрет?
Дитер стремительно подошел к Лизетт, взял ее за руки и заговорил быстро и уверенно:
— Высокопоставленные армейские офицеры и ведущие гражданские политики намерены свергнуть его. Он будет арестован, осужден и казнен. После чего Германия заключит мир с Соединенными Штатами и Великобританией.
Лизетт прерывисто вздохнула.
— И ты один из этих офицеров? — спросила она, уже зная ответ.
Дитер кивнул, испытывая огромное облегчение от своего признания:
— Да. Когда руководство ведет страну к гибели, мятеж не только правое дело, но и долг каждого порядочного человека. Гитлер и его головорезы из СС не должны больше управлять Германией. Они принимали никуда не годные решения. Нападение на Советский Союз было чистым безумием. И сейчас нам необходим достойный лидер, способный вытащить нас из того кошмара, в который нас ввергли.
— Но кто? — удивилась Лизетт. — Ведь нет ни одного…
— Роммель. — Глаза Дитера сверкали в лунном свете. — Роммель сменит Гитлера. У него хватит сил предотвратить гражданскую войну и резню между армией и СС. И тогда настанет мир, Лизетт! Как только Гитлера арестуют, Роммель вступит в переговоры с генералом Эйзенхауэром. Они предотвратят дальнейшее кровопролитие. Союзники подпишут с нами мирный договор, а потом помогут нам разгромить русских. Еще до конца года во всей Европе установится мир.