Долгое время они не шевелясь лежали на смятой постели. Наконец Люк поднялся на локте и пристально посмотрел на Лизетт.
— Почему? — спросил он. — Почему именно сейчас, после всех этих долгих лет, Лизетт?
Она открыла глаза, и в их темных глубинах Люк увидел боль и печаль.
— Потому что ты любишь меня.
— А Грег не любит?
Выбравшись из-под Люка, Лизетт встала с кровати, надела платье и подошла к окну.
— Нет, — ответила она, глядя сквозь жалюзи на газон и деревья. — Грег меня не знает. Я стала для него чужой, потому что позволила ему считать Доминика своим сыном. Надеялась удержать Грега с помощью этой лжи, а вместо этого потеряла его.
— Но ты до сих пор любишь его?
Лизетт обернулась и посмотрела на Люка. Они никогда не лгали друг другу.
— Да, но в отличие от тех первых дней в Париже я физически не могу доказать ему, как сильно люблю его. А сейчас это больше и не интересует его.
Люк знал, что Лизетт не любит его. Но теперь они стали любовниками.
— Распусти волосы, — попросил он.
Люк был не тем, кого желала и любила Лизетт, но в его объятиях она ощутила свободу. Ведь между ними не было ни тайн, ни притворства. Лизетт вытащила черепаховые заколки, и копна густых блестящих волос рассыпалась по плечам. Глаза Люка заблестели. Вот такой он и увидел ее в первый раз — не причесанной и элегантной, а бледной от напряжения и тревоги, со сверкающими глазами и растрепанными волосами.
— Иди ко мне, — промолвил Люк. — У нас еще много времени.
Она сняла платье и пошла к кровати, охваченная сознанием неизбежности. К этому моменту они шли очень долго, но Люк твердо верил, что все это произойдет. Лизетт склонилась над Люком. Пробивавшиеся сквозь жалюзи лучи солнца освещали ее нагое тело.
— Я не люблю тебя, — промолвила Лизетт, когда ладони Люка легли на ее груди. — Как бы ни сложились наши отношения, пусть в них не будет лжи.
Пальцы Люка коснулись ее сосков, затем он обнял Лизетт и привлек к себе. Ее охватила дрожь.
— Я так устала от лжи, — прошептала она.
Опрокинув ее на спину, Люк впился в ее губы, и тишину теперь нарушали только хриплые крики и стоны.
Уже смеркалось, когда они вышли из мотеля и вернулись на стоянку к «линкольну».
— Через два дня я улетаю в Лондон, — сказал Люк, распахивая дверцу для Лизетт. — Мы не увидимся до отлета, но я скоро вернусь в Америку. В течение месяца. — Он сел за руль и вывел машину со стоянки. — И больше никаких мотелей. Бывший исполнительный директор лос-анджелесского отделения компании уже год живет в Лондоне. Он предложил мне воспользоваться его пляжным домиком в Кармеле. Теперь я буду очень часто приезжать в Америку.
— А как же Анабел? — спросила Лизетт. — Что, если она захочет сопровождать тебя?
— Нет, Анабел не любит покидать Лондон, где живут все ее друзья. И она не скучает в мое отсутствие. Пьет кофе с подругами в «Фортнуме», посещает Королевскую академию искусств, премьеры в «Ковент-Гарден». Я уважаю Анабел как жену, но не люблю ее.
— И никогда не любил? — Лизетт внезапно почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Конечно, нет. Как я мог любить ее? Ведь все эти годы я люблю только тебя, и ты это знаешь.
— Бедняжка Анабел!
— Она вполне счастлива. У Анабель прекрасный дом в Найтсбридже, очаровательная дочь, муж, почти всегда выполняющий ее просьбы. Если уж хочешь пожалеть кого-то, то пожалей меня. Почему я должен страдать оттого, что нас разделяет Атлантический океан?
— Ты найдешь способ справиться с этим, — ответила Лизетт, понимая, что ей не стоит думать об Анабел.
Люк усмехнулся, вывел «линкольн» из потока машин и остановил его позади синего «кадиллака».
— Я позвоню тебе. — Выключив зажигание, он посмотрел на Лизетт. — И тогда же сообщу адрес коттеджа в Кармеле. — Люк обнял ее и поцеловал в губы. А через секунду захлопнул за собой дверцу «линкольна».
Лизетт, сев за руль, наблюдала, как синий «кадиллак» исчезает в потоке машин. Подождав, пока он скроется из виду, она включила зажигание. Лизетт понимала, что Грег уже дома и из любезности поинтересуется, как она провела день. А ей снова придется лгать.
— Лизетт не сказала, куда собирается, не оставила записку? — спросил Грег у Симонет, которая привела детей на ужин.
— Нет, мистер Диринг. Я с утра пошла к дантисту, а когда вернулась к обеду, не было ни машины, ни записки.
— Наверное, мама поехала к тете Крисси, — предположила Люси. — Вы знаете, что тетя Крисси выходит замуж, а я буду подружкой невесты? На мне будет розовое атласное платье с розовыми бутончиками на рукавах и по подолу…
Доминик иронически хмыкнул, и сестра бросила на него сердитый взгляд.
— Доминику просто завидно, он понимает, что в роли пажа на свадьбе будет выглядеть глупо, а значит, ему там вообще нечего делать.
— Вот и слава Богу, — обрадовался Доминик. — А то тетя Крисси просила, чтобы я вырядился в белую атласную рубашку и белые атласные штаны. — Он подмигнул отцу. — Я сказал ей, что уже взрослый для такого наряда и не хочу выглядеть глупо. Пусть пажом будет племянник ее жениха.
Люси заявила, что племянник жениха тети Крисси подойдет для этой роли гораздо лучше, а Грег, понимая, что этот спор может затянуться, потрепал сына по волосам и вышел из столовой.
Было уже около восьми. И хотя Лизетт часто уезжала на машине далеко, в поисках уединения, но всегда возвращалась к ужину. Грег налил себе виски, вышел во внутренний дворик и задумчиво посмотрел на склон холма, возвышавшегося над заливом. Его еще не беспокоило исчезновение Лизетт, даже отчасти радовало ее отсутствие. Он хотел побыть один, подумать о письме от Жаклин, полученном утром на работе.