— Позволь, Митя, это же, напротив, дает свободу.
— А вот и нет. Конечно, с нижнею частью общества можно не церемониться. Однако, согласись, это для будущего плохая метода, когда при дознаниях, — он покрутил кулаком, — разное применяют.
— Плохая, — не замедлился дядя, — у Алана однажды при захвате главаря банды погибла семья этого главаря.
— И с другой стороны — аферисты сейчас как поганки после дождя родятся. Они, однако, большей частью, не из низов — права свои понимают, адвоката сразу зовут, некоторые влиятельных знакомых имеют, и даже вплоть до министра. Так что размытость законов сковывает нас часто.
— Как бы чего не вышло?
— Вот именно. Мне что интересно в затее вашей — совместно можно работать. Сочетать наше законно-силовое с приемами, которые мы применять не можем.
Дядя обрадовано улыбнулся, Казанцев поднял ладонь вперед, желая еще досказать:
— Во всяких аферных делах страдают часто обеспеченные очень люди, желающие помочь сыску деньгами, но мы взять их прав не имеем. А вы, пожалуйста, можете нанять на них штат филеров.
Тут мне только в голову пришло — сыск ведь дело затратное.
— Внедрение к преступникам нам также почти недоступно, не предусмотрено-с.
— А вербовка людей той среды?
— Это дело плохо очень поставлено. Нет специальной статьи расходов, требуется докладная записка начальству с объяснением необходимости выделить средства, потом примут решение, и ежели положительное — время-время, — досадуя, он махнул рукой.
— Ну-у, брат, — протянул дядя, — нескладно у вас.
— У нас, Андрей, как и по всей России.
— Одичали вы, дядя, совсем на чужбине!
И мы с Казанцевым засмеялись, а дядя снисходительно покивал головой:
— Да, братцы, многое из того, что у нас, у них давно невозможно, и главное — ничего нельзя делать как попало.
А через минуту, выпив со старым другом по рюмке Мартеля, рассказывал уже историю графа Строганова.
Казанцев, мне показалось, не очень заинтересовался подделками старых монет, но вдруг встрепенулся к концу рассказа с выражением беспокойства, брови его сдвинулись, глаза ушли вверх, чтоб окружающее не мешало думать.
Дядя тоже заметил.
Мы ожидали...
— Да-с, господа, скорее, убийство это никакого отношения к фальшивым монетам и не имеет, — начал, всё еще хмуря брови, Казанцев, — но рассказать об нём надо.
Он, сделав паузу, заговорил короткими фразами, языком служебного протокола.
— Художник двадцати семи лет. Жил в Кадашах, снимал мансардное помещение. Задушен веревкой, наброшенной сзади. Борьбы, пристав считает, не было. Произошло у входа на лестницу в мансардное помещение. Лестница пристроена к боковой стороне дома, больше она никуда не ведет.
Я легко себе представил такую конструкцию, имевшуюся у каждого третьего московского строения, особенно у домов деревянных, мещанско-купеческих.
— Прости, Митя, а давно ли убийство случилось?
— Забыл сказать, вот позавчера. Причина преступленья — грабеж. Рядом с убитым валялся его вывернутый пустой бумажник.
— Еще раз прости. У лестницы ты сказал...
— Да-да, — догадался докладчик, о чем досказать, — лестница крытая, вход к ней через дверь, замочек у которой был предварительно взломан. Художник вошел, а там поджидал грабитель.
— Стало быть, внутри за дверкой, — дядя кивком попросил продолжать.
— Хозяева дома, сами понимаете, за толстыми стенами ничего не слышали.
— А в котором, примерно, часу?
— Вечером... или поздним вечером, но не ночью — по мненью врача. А обнаружила утром женщина, убиравшая у него.
— Она интересный может оказаться источник для показаний.
— Хм, да, сам я, впрочем, на осмотр не выезжал, — Казанцев заметил наши удивленные взгляды: — По рангу не положено мне на такие случаи.
По мундирному обозначенью имел он чин действительного статского советника, сиречь генерала.
— И ежели по правде, лишь одно такое убийство из трех нам удается раскрыть, — Казанцев с недовольною гримасой уточнил: — даже из трех-четырех. — Но сразу лицо оживилось: — А вот деталька одна засветилась сейчас, после, Андрей, твоего рассказа.
Мы оба насторожились.
— В протоколе осмотра приставом сказано, что в кармане среди нескольких медных монет оказалась одна золотая, и по всему судя — старинная.
— В кармане с медью носил, а где она? — спешно проговорил дядя.
— Погоди. Пристав местный сообразил — и послал помощника с этой монетой на Моховую в библиотеку Университета. Достали какой-то европейский каталог. Быстро разобрались — испанский пистоль 1537 г.