Ну во-первых, слово «водка» было известно в XVIII при императрице Екатерине, и даже фигурировало в официальных документах. Во-вторых, это слово польское и пришло к нам изначально оттуда.
То есть никакой «водки» Менделеев не изобретал.
Кстати, и никакой приязни он к ней не испытывал, а если пил — то красное сухое вино.
После осетрины и перед супами сделали паузу.
Первым стал докладывать дядя.
— В обоих трактирах его хорошо знают. Питался — не экономил. На чаевые давал прилично вполне. В трактиры разрядом пониже не заходил. Пил умеренно, и никогда с утра.
— Значит, по вечерам дома не набирался, — логично уточнил Казанцев. — А в трактирах ни с кем не встречался?
— Вот, за два часа до убийства недолго сидел с ним за столиком господин средних лет. Половой затруднился его описать, но заметил — разговор был несколько минут всего и господин этот нервничал.
— А наш клиент?
— Спокойно, наоборот. Ссоры не было.
— Так... — Казанцев хотел что-то сказать от себя.
— Ты погоди, Митя, впереди главное. Никто из половых не видел этот бумажник. — Дядя протянул ему. — Можешь теперь приобщить к делу.
— Никто не видел?
— Ни разу. Он доставал деньги из кармана. Нередко пачкой, где и пятьдесят рублей замечались.
Информацию дядя закончил.
И я быстренько изложил, что поведал мне приятель-художник, и что два курса покойный проучился у Лялина.
— Постой, Сережа, Лялин — фигура. Выполняет заказы Императорского двора.
— Только сейчас о деталях его не расспросишь.
— Сильно болен?
Казанцев кивнул. И мотнул головой:
— Только ни в каком грязном деле участвовать он не мог. И вот что еще, вы, Сережа, в студии своего приятеля были. Какова разница с той мансардой?
— Почти как вертеп и аптека.
Оба они переглянулись, ясно стало — вопрос задан лишь для окончательного уточнения.
— Я уже не говорю, что кто-то там тигли убрал — следы же видны на полках. Пять или шесть — вес немаленький.
— Добавь сюда крупную конфорку — тигли разогревать.
— А то и две.
Половой подошел узнать, не желают ли господа первого блюда.
Все согласились на свиной рубец с луком.
— Странно-странно. Андрюша, а роста какого был тот, что беседовал с ним в трактире?
— Прости, подумал только сейчас. Но через час всё можно узнать.
Я ничего не понял, и с таким выражением, что дядя счел пояснить:
— Душить там неудобно, узко очень, ты помнишь. Жертва — повыше среднего роста, стало быть, убийца наверняка был высоким.
— А если убийство произошло вообще не там? — вырвалось у меня, именно вырвалось, а не под действием мысли.
Оба внимательно посмотрели.
Потом, молча, друг на друга.
Снова на меня.
— Ты хочешь сказать — наверху?
Я еще сам не знал, хочу ли это сказать, и промямлил:
— Ну... как-то да...
— Сейчас дообедаем, — поспешно заговорил дядя, а супницу нам уж несли, — я отправлюсь уточнять рост этого типа. Так?
— Да, если он невысокий, в убийцы не подойдет.
— Но далее, Митя, как у нас говорили: «на безрыбье и раком свиснешь».
— Говорили, однако ты про что сейчас?
— Ты, Серж, прости — без супа побудешь. Маши срочно к своему художнику. Сажай его невдалеке на этюды, но так, чтобы боковым зрением он контролировал мансарду и главный выход из дома. А малюет пусть что-то окрестное. Вечером здесь встречаемся. Дуй!
Я успел уловить аромат открытой половым супницы — но что было делать.
Друга я застал уже одетым для выхода, отправится он готов был за авансом на портрет очередного купца, и мое спешное появление вызвало негодованье почти:
— Брат, какие, так их, этюды! Я за глупый портрет тридцать целковых возьму!
И прежде чем начать выслушивать более резкие изречения, я быстро проговорил, что просьба от Третьего Отделения, а там, во-первых, речь не о тридцати целковых. Во-вторых, это князь Сашка Гагарин может с мостов падать, а таких как ты — быстро «на Съезжую» и в Торжок куда-нибудь годика на два. В-третьих...