– Ну а ты?
– Ну а что я? Перекрестилась и дёру. Когда пробегала – руку его задела, бр-р-р. А руки такие леденющие, словно из озера только.
– Мокрые были?
– А черт его поймет. Кажись нет, а может и да. Я так напугалась, что обмочилась.
– Ой, не к добру это Лимка. Ты хоть в церковь ходила?
– А как же. Мать меня пару раз туда чуть не за волосы таскала.
– Ох ты, горемычная. Давай еще выпьем.
Подружки пили, обнимались, а под конец Лимка совсем уж разоткровенничалась.
– Обузой он мне был.
– Кто?
– Да Валик то.
– Как это?
– А вот так. Я же в то время с Павлом жила. Ну рыжий такой, помнишь?
– Так хороший же мужик был.
– Да что там хорошего? Ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Одно слово – тюфяк. Скучно с ним было. И детей не получалось.
– А Валик?
– Нагуляла я Валика. Не от Павла он.
Подружка поперхнулась портвейном.
– Да ты что? Так ты…а кто отец то?
– С деревни один. Ты не знаешь. Я по нему с восьмилетки ещё убивалась. Сиделец. Звали его Ефим-душегуб. Замуж за него хотела. А мать уперлась – нет и всё тут. Однажды я к матери погостить приехала. Тогда у него уже жена была, дети. Мать в сельпо ушла, а он тут как тут. Через калитку перелез и в дверь стучится. Сильный, пьяный. Слова не дал вымолвить. Посадил на стиралку и того.
Блюмка, вытирала тряпкой разлитый портвейн, она с иронией посмотрела на Лимку.
– Ну ты даёшь!
– Это ты даёшь! А он меня сам взял – Лимка загадочно улыбнулась – и по правде тебе скажу, лучше в жизни ни с кем не было. До сих пор как вспомню, внизу тепло разливается.
Лимка закурила сигарету. Снова вспомнила свою амурную историю. Тогда она училась в восьмилетке. Ефим только освободился. Дела у него были какие-то с матерью. Постоянно возле их двора околачивался. Только мать его не любила жутко, всё прочь гоняла. А Лимка влюбилась как дура. Ей нравилось внимание бандита, наводившего ужас на округу. Даже матери заикнулась про замужество. Был страшный скандал. Мать отобрала все вещи, не пускала ни в школу ни на двор. Мать вечно была такой. Всё делала, чтобы насолить. Да и Ефим почему-то начал её сторониться.
– Умеешь ты Лимка любовничков выбирать - Блюмка расхохоталась - ну а Павел?
– Ну, а что Павел. Пузо полезло – он обрадовался. Все не верил, что получилось у него.
– Ну и сучка ты, Лимка.
Лимка ухмыльнулась, обсасывая вишню из компота.
– Сучка не сучка, а вот так Валик и появился. Темненький, кудрявый. Весь в папашу.
Подружки громко рассмеялись. Достали еще бутылку.
– Давай за нас с тобой.
– А давай.
– Ну сильна мать, а Павел? Не прознал?
– Куда ему. Как был слюнтяем, так и остался. Думала, пока живем и ладно. Я же тогда инженера обхаживала, ну с нашего завода, носатенький такой. Не помнишь? Да и чёрт с ним. Всё мечтала, что он свою лохудру бросит и ко мне сбежит. Валика бы я на Павла оставила, мать – тут, а сама за ним в другой город. Не получилось. Лохудра от греха подальше из нашего города съехала и моего инженеришку прихватила. Говорят, спился давно.
– Ну и ты бы за ними. Там бы и отбила.
– А Валика куда?
– Так на Павла же.
– Не-ет. Замуж инженер так и не позвал. А так мыкаться - кому нужна кукушкина слава? Позору испугалась. Да и алименты - пятьдесят рублей - на дороге не валяются. Павел всё забрать его хотел, по судам со мною тягался. И откуда только прыть взялась. Только я не отдавала. Сначала из-за алиментов, а потом на принцип пошла. Ты же меня знаешь – своего ни в жизнь не уступлю. В сердцах ляпнула, что и не отец он вовсе. Экспертизу провели и ничего ему не обломилось. Правда и я без алиментов осталась. Зато своего добилась. Сейчас жалею, Блюмка, ой как жалею. Чужой мне Валик был и Павел чужой. Надо было их оставить и бежать. Ну а теперь – поздно уже.
Подружки еще долго болтали, пили, веселились. Валик задыхался от нового, доселе не испытываемого чувства. Хотел, чтобы мамка пропала. Насовсем. Заглянул под ванную. Никакого зелёного облачка. Сизого тоже нигде не было.