Сизый знал что его ждёт. Мальчишку нельзя было трогать. Ирберт. Будь проклято это гнусное имя. За малейший промах Ирберт тащил Сизого к своим чудовищным полям, истязал нечеловеческими пытками и запускал ввысь, заставляя служить. Запахло калёным железом и потом животных. Сизый затрясся от страха.
– Как ты посмел, Гниль, нарушить условия договора?!
– Владыка Ирберт, пощадите.
– Молчать! Молчать, Гниль!
Он ударил серебряным посохом бестелесного Сизого и жгучая боль засквозила по призрачному телу.
– По-по-по-ща-ща-ди-и-и-и-те!
– Я СТАЩУ ТЕБЯ В ПОЛЯ, Я СОКРУШУ ТВОЮ СТРОПТИВОСТЬ. ТЫ ИСПЫТАЕШЬ ВСЕ МУКИ, КОТОРЫЕ Я ЗАГОТОВИЛ!!
Ирберт указал посохом на ковёр, разверзлась огромная дыра. Сизый поплыл к дышащей жаром пропасти, крича от дикого ужаса. Ирберт резко опустил посох. Сизый провалился в бездну.
***
Наступили дождливые дни. Валик без дела слонялся по опостылевшей квартире. Он мало что понял из рассказов матери, но всё равно было очень больно. Нужно покинуть этот дом, уйти, куда глаза глядят. А там – будь что будет.
Валик подошел к входной двери, постарался уйти – ничего не получилось. Он уже умел висеть на потолке, прятаться в люстре, плыть вместе с током по розеткам, заползать в трубы и путешествовать по вентиляции. Сизый даже научил его проходить сквозь стены. Это оказалось совсем не сложным. Нужно лишь подойти к стене, слегка подышать на нее, а потом, разбежавшись, представить, что за ней – глубокое озеро. Нырок и ты уже в другой комнате. Потеха. Вот только на улицу так прыгнуть было нельзя. И даже в открытые окна сбежать не получалось. Валик заглянул под ванную. Зелёного облачка не было. Выход непременно найдется. Не век же ему тут торчать.
Бабка захворала. Попала под дождь, застудила грудь. В районной поликлинике прописали какие-то порошки. Толку от них не было никакого, только в клозет стала бегать чаще. Бабка полезла в записную книжку. У неё было много нужных связей. Под буквой «Л» записан телефон большого человека из военного госпиталя. Когда-то этот большой человек был совсем маленьким сельским фельдшером. Он знал бабкину тайну. В молодости она влюбилась в приезжего парня. Женатого. Шуры-муры, поцелуи при луне. Всё случилось на берегу тихой речки. Первого сентября её вырвало прямо на линейке. Шестого – в сельском клубе. Милый отвёз её к знакомому врачу. После врача долго плакал, уговаривал на аборт, говорил про возраст. Мол, если посадят, выйдет не скоро. Бабка, тогда ещё совсем молодая дурочка и готова была, даже деньги взяла. А потом узнала, что парень женат. Пока выясняли отношения, пока разбирались дома и в школе, пока охали да ахали все сроки вышли. За аборт никто не брался даже за большие деньги. Так и родила в пятнадцать. А женатого кобелину деревенские мужики уходили до смерти.
Бабка набрала номер госпиталя.
– Слышь Пантелеймоныч, помнишь меня ещё? Помнишь? Ну и отлично. Да нормально дела, вот в больничку мне надо. Что?? Сам иди по прописке, чирей лечить на пиписке.
Бабка расхохоталась, смех перешёл в кашель.
– Что так кашляю? Вот не знаю. Застудилась давно, а он зараза всё не проходит. Да не делали мне никакой рентген. У нас в поликлинике только от ОРЗ лечат. Так что, найдешь для меня место? Что значит только для военных? Ты там начальник или сявка какая? Вот и реши. Подвинь какого-нибудь солдатика. А я отблагодарю, Пантелеймоныч. Ты же меня знаешь. Сколько? Ну ты и глот, жирно живёшь. Я знаю, что не в санаторий еду. Хорошо, хорошо, чёрт жадный. Рубликов тридцать скинь? Скинешь? Ну молодец. А я тебе ещё коньячок поставлю. Хороший. Молдавский. Что? Да и пёс с тобой. Сама выпью.
Через три дня бабка, собрав сумки, отправилась в военный госпиталь на обследование. В палате на пять коек она была одна. Лишь однажды подселили какого-то старика, которому ни до чего не было дела. Старик кашлял, кряхтел, на следующий день его забрали домой. Был ещё один пациент – молоденький солдатик. Вроде бы с воспалением лёгких. Ночевать с вечно кашляющим соседом бабка не хотела. Она подсуетилась и солдатика отправили долечиваться в общежитие. Пантелеймоныч нервничал. Пожилая женщина в мужской палате, да ещё и вне квоты – могут и шум поднять.
Целыми днями бабку водили по кабинетам, светили рентгеном, клали под гигантский магнит, брали кровь, совещались. А потом – словно куда-то пропали. Бабка прождала два дня и подняла шум. Её пригласили в ординаторскую. Пантелеймоныча не было. Женщина-врач в белом халате, накинутом на военную форму сообщила диагноз. Бабка от неожиданности вскрикнула, но на женщину это мало подействовало. Четвёртая стадия, медицина бессильна. Можно лишь облегчить страдания, но не в военном госпитале, куда, по мнению военврача, бабку вообще не должны были пускать.