— Превосходно, — расцвел отец. — Я был в Лауроне, там сейчас куда более дружная весна, чем у нас, нет дождей и грязи, и цветут замечательные персиковые сады. Тебе бы там понравилось. Мне даже уезжать не хотелось, но не мог же я оставить свою девочку без подарков.
Он ласково погладил меня по голове. Я подумала, что самое время использовать момент и поговорить с ним о том, что меня давно и настойчиво мучает.
— Кстати, об этом. В этом году летом у нас начинается практика, я хочу попросить сопровождать тебя в экспедиции. Крестный организует мне все бумаги на сдачу отчета, и я смогу защититься…
— Нет! — излишне резко оборвал меня отец, отчего мы с Лагеррой вздрогнули. И более мягко пояснил: — Маленьким девочкам нечего делать в опасных экспедициях в компании взрослых мужчин.
К слову сказать, у моего отца достаточно либеральные взгляды на отношения между мужчинами и женщинами. Когда у нас с ним зашел откровенный разговор "об этом", он мне сказал просто:
— Я опущу разглагольствования на тему пестиков и тычинок, благо, природа позаботилась о том, чтобы мы сами разобрались, что к чему. Поэтому я скажу просто — предохраняйся.
У меня закрались подозрения — дело ведь не в мужском коллективе.
— Ты мне сам говорил, что Славин уже давно берет с собой дочку, а она гораздо младше меня, — вспомнила я, обличая отца. — Почему мне нельзя?
— Лианетта, — отец начал терять терпение, судя по использованному обращению, — я уже объяснил, почему.
Он называет меня полным именем только тогда, когда страшно мной недоволен. Его всегда нервировала семейная традиция из поколения в поколение называть девочек именами, заканчивающихся на "етта". Мою бабушку звали Розетта, мать — Иветта, а мне досталось имя Лианетта, и то на нем настоял отец, чтобы была хоть какая-нибудь альтернатива в поименовании ребёнка. Так, с его руки я стала Лианой. Другие мои родственницы мне знакомы не были, но мне известно, что я "етта" в седьмом поколении.
Как же мне решить эту проблему? Первый раз на моей памяти отец так упирается. Раньше он мне уже отказывал, но повод всегда находил более веский, чем сомнительная компания. Выходит, есть куда более серьезная причина, и мне хотелось бы узнать, в чем она состоит. Нужно придумать способ, как уговорить отца, убедить, что я могу ему пригодиться…
И тут меня осенило.
— Условие! — вспомнила я детскую игру, а отец досадливо поморщился. Такой вариант он явно не учел.
Эту игру мы придумали очень давно. Если мне чего-то не хотелось, но отцу нужно было как-то заставить меня это сделать, мы придумывали условие. Чтобы было понятно — в шесть лет за две тарелки овсянки, которую я ненавижу до сих пор, я заработала куклу с подвижными руками и ногами. С овсянкой мне, кстати, пришлось в скором времени расстаться, именно поэтому у меня к ней до сих пор такая "горячая любовь".
Вся суть этой игры заключается в том, что отец придумывает и выдвигает мне условие, выполнив которое я получаю загаданное, и при этом он не может мне отказать. Глядя на нахмуренные брови Георга, я злорадно потерла руки — теперь не отвертишься, папочка.
— Усло-овие, — медленно повторил он, переглядываясь с Лагеррой. Хищно улыбнулся, и улыбка эта вряд ли предвещала что-то хорошее для меня. — Хорошо. Будет тебе условие. Ты записываешься и сдаешь факультатив по выживанию в экстремальных условиях, а я беру тебя с собой.
Досадливо брякнула вилка, сначала об тарелку, а затем об пол. Я бросила последний, полный надежды взгляд, но отец покачал головой:
— И сдавать ты его будешь только Агеллару. Никому другому.
Насупленный взгляд достался крестному, но тот малодушно отвернулся. Ах ты предатель, а я его еще и благодарить хотела. Не будет больше тебе, дорогой мой, ни пирожных, ни твоего любимого пирога.
— Принимается. Только ты помнишь правило — если я выполняю условие, ты не сможешь мне отказать.
Отец самодовольно откинулся на стуле и повертел в руках пузатый бокал.
— Ты сначала выполни, потом поговорим, — подмигнул он, вызывая во мне привычное чувство азарта.
— Время покажет, — парировала я, вставая из-за стола. — Спасибо за ужин, я вас оставлю, мне нужно готовиться к зачету. Посуду помою.
— Иди, дорогая, — отозвался отец, — я сам все сделаю. Мы с твоим крестным еще посидим немного.
Я ушла в свою комнату, а мужчины продолжили свое общение за бутылкой виски.
— Наур, ты должен сделать все возможное, чтобы Лиана не сдала это факультатив.
Лагерра подавился напитком, удивленно воззрившись на Георга.
— Я правильно тебя понял — ты предлагаешь мне собственноручно завалить ее успеваемость? Я куратор ее группы!
— Не кричи, — Георг поморщился. — В первую очередь ты должен помнить о нашем прошлом соглашении — никто не должен знать, что ты ее крестный отец. Просто поговори с этим Агелларом, в идеале будет, если он ее даже не возьмет в группу занимающихся. Так и себе показатели не подпортишь.
Лагерра стушевался.
— Георг, ты не понимаешь, о чем меня просишь. Ты просто не представляешь, что это за человек. Я не пойду к нему.
— Хорошо, — Ранхил не привык сдаваться, но упрямство Лагерры его озадачило. — Я просто убедительно тебя попрошу — Лиана ни в коем случае не должна выполнить условие.
— Ты не хочешь, чтобы она поехала? — в полном непониманию происходящего переспросил куратор, чувствуя, как потеют в нехорошем предчувствии ладони.
— Да, — твердо ответил Георг. — И на это есть объективные причины. Мы друг друга поняли?
Лагерра сокрушенно кивнул.
— Тогда за встречу?
— И чтобы не последняя.
[1] Рейна — обращение к замужней женщине. (Здесь и далее примечание автора.)
[2] Рейн — обращение к мужчине. В отличие от женщин, не отличается в зависимости от семейного положения.
[3] Ханаи — напиток, предназначенный для лечебных целей, если принимается часто в небольших количествах, то вызывает дурман сродни наркотическому, в больших количествах вызывает привыкание. Зависимых от ханаи людей называют ханаитами.
Глава 2. Логово главного злодея
Любое препятствие преодолевается
настойчивостью.
Леонардо да Винчи
Группа предвкушала будущую попойку, а меня грызла совесть. Как ребятам сказать о том, что ханаи, скорее всего, с нас? В виду этого начинал тревожить другой вопрос — где я возьму столько денег, если группа откажется скинуться? Можно было бы все спихнуть на Ривару, но с него, как всегда, взятки гладки.
Поделиться своими терзаниями я могла лишь с одним человеком — с Гидрой. Подруга внимательно меня выслушала (если считать за внимательность неестественно округлившиеся глаза), тяжело вздохнула, ибо знала — я от своего не отступлюсь, и покрутила пальцем у виска.
— Ты сошла с ума, — резюмировала она. — Добровольно в пасть к тигру лезешь.
— Тигр — это одно, а что скажет группа? Ты посмотри, какие они счастливые ходят.
Гидра намотала на палец прядь темных волос. Она всегда так делает в минуты крайней задумчивости.
— Допустим, об этом можно никому не говорить. Главное только, чтобы никто об этом не узнал. А как ты собираешься напроситься назад к Агеллару, если у нас сняли его часы?
Я опустила голову на сложенные на столе руки.
— Это уже третья проблема.
С какими глазами идти в тренерскую, я не знала. Был у меня один лазутчик, которого следовало отправить на разведку.
— Нет, нет и еще раз нет!
Крестный едва не перешел на ультразвук и во избежание жалостливых обнимашек ретировался за стол. Я сдаваться не собиралась. У нас это семейное.
— Ну крестный! — взмолилась я. — Меня он и слушать не станет, а тебя если и выгонит, то хотя бы не сразу.
Ответом мне был хмурый взгляд.
— Меня из-за тебя скоро или уволят, или побьют коллеги, — пробурчал он, и я почувствовала, что его настрой уже дал слабину, осталось только мягко добить. Вызвать чувство вины — самое то.
— Между прочим, это ты виноват, что отец поставил мне именно такое условие, — укорила я, по выражению лица куратора понимая, что слова достигли цели. — Не нужно было ему все рассказывать.