И я очень жалел, когда неожиданный туман, а потом зарядивший на несколько дней дождь помешали нам долететь до поселка Уэлен на Чукотке на мысе Дежнева, недалеко от которого Г. Л. Брусилов, в бытность свою офицером Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана, летом 1910 года возводил мореходный знак, который впоследствии на морских картах так и стал называться: «знак Брусилова». Сохранился ли он? Ничто так много не дает сердцу, может быть, чисто интуитивно, — ни строка архива, ни старые книги, — как самому притронуться к вещам, которые когда-то были освещены и освящены теплом человека, душу которого ты пытаешься понять.
Возвращался я с Чукотки через Петропавловск-Камчатский и Владивосток — по транссибирской железнодорожной магистрали — и ждал город Ачинск недалеко ют Красноярска, а потом с сожаленьем узнал, что Ачинск будем проезжать глубокой ночью. Но ночью неожиданно проснулся, когда поезд встал, хотя поезд за эту ночь вставал уже с десяток раз, — и в глаза молча уперлась большая зеленая неоновая вывеска «Ачинск». И я подумал, что, может быть, здесь его — Валериана Ивановича Альбанова — могила. Ведь по некоторым сведениям, он погиб именно здесь.
Завернувшись в одеяло, я прижался лбом к холодному стеклу. Может быть, вот так же студеной ночью он смотрел в вагонное окно, не мог уснуть, куда-то торопился, а рядом взорвался эшелон с боеприпасами…
Мимо поплыли темные деревья, овраги, по мыслям больно стукнул гулко и коротко пролетевший внизу мост, и я сказал себе: откладывать больше нельзя, как только приеду, сразу же за работу. Не то чтобы я теперь надеялся легко распутать этот сложный человеческий узел. Нет! Я торопился — жизнь такая штука, что всякое может случиться — поделиться с кем-нибудь своим волнением, чтобы кто-то разделил со мной сопричастность с теми, кто давно ушел в небытие и в то же время своим возвышенным духом постоянно живет рядом с нами.
В Уфе каждый год, чуть пройдет лед, на Белой начинается веселый мальчишеский праздник. Сотни лодок — весельных и моторных, деревянных и дюралевых — вдоль и поперек начинают бороздить ее воды. Кто положил начало этому празднику — трудно сказать.
Сколько мальчишек бороздило ее воды до нас? Как сложилась судьба каждого из них? На эти вопросы, видимо, уже не ответить. Ну кто, например, помнит, что в конце прошлого века в уфимской гимназии учился мальчишка Валериан Альбанов, после смерти отца воспитывавшийся у дяди. Кто помнит, что он, как, впрочем, и тысячи других мальчишек, мечтал о дальних морских путешествиях. Кто помнит, что однажды, предварительно запасшись провиантом и раздобыв лодку, вместе с товарищем он отправился в кругосветное путешествие — вниз до Белой.
Товарищу порка пошла впрок, он и помышлять больше не смел о морских путешествиях. Валериан Альбанов же не собирался расставаться со своей мечтой. Дядя хотел сделать из племянника «порядочного человека» и настаивал, чтобы он стал инженером. Но неблагодарный племянник по окончании гимназии заявил, что поступит в мореходные классы и никуда больше. Тогда дядя, будучи инспектором народных училищ и потому справедливо считавший себя искушенным педагогом, прибегнул к последнему и несомненно действенному, по его мнению, педагогическому средству — отказал племяннику «в средствах на обучение. Но племянника и это не остановило. В одну из ночей он скрылся из дома, поезд медленно простучал по мосту, внизу, в тусклом свете фонарей, прощально проплыла Белая, по которой несколько лет назад он столь неудачно попытался совершить кругосветное плавание, и поезд нырнул в ночь, в жутковатую неизвестность. Беглецу было шестнадцать лет.
— Вернется! — успокаивал домочадцев взбешенный дядя. — Куда денется, пошляется, пошляется без копейки в кармане и вернется.
Дни бежали за днями. Но племянник так и не вернулся.
Может быть, где-то в нюансах я погрешил. Как это было в деталях, теперь уж, видимо, не узнать, но все было именно так: дядя отказал Валериану Альбанову в средствах на существование, узнав, что тот, вопреки его воле, все-таки поступил в мореходные классы…
В 1917 году, уже перед самой революцией, дяде, если он еще был жив, может быть, показали изданную в приложении к «Запискам по гидрографии» книгу-дневник с несколько необычным названием: «На юг, к Земле Франца-Иосифа». Несмотря на горячее время, она вызвала у общественности огромный интерес. В последующие годы под разными названиями она была переиздана еще несколько раз. Вскоре книга была издана и за рубежом — на немецком и французском языках. Известный советский полярный исследователь член-корреспондент Академии Наук СССР профессор Владимир Юльевич Визе, участник экспедиций Георгия Яковлевича Седова к полюсу, писал о ней:
«Эта книга по своему захватывающему драматизму и удивительной простоте и искренности принадлежит к числу выдающихся в русской литературе об Арктике. Однако не только этим произведением автор прославил свое имя. Ему мы обязаны сохранением научных результатов экспедиции Г. Л. Брусилова в виде судового журнала и таблиц метеорологических наблюдений и морских глубин. Несмотря на скромный объем этих материалов, значение их для познания гидрометеорологического режима высоких шпрот, в особенности, дрейфа льдов, оказались очень большими. В частности, можно упомянуть, что на основании спасенного автором книги судового журнала было предсказано существование островов в северной части Карского моря».
Автора книги звали — Валериан Альбанов.
Да, дядя, не зря от удивления и волнения вздрогнули ваши руки: это был ваш племянник, бывший уфимский гимназист Валериан Альбанов, пытавшийся в свое время отправиться в кругосветное путешествие, начав его с Уфы, — вниз по Белой. Он все-таки добился своего, упрямый мальчишка, доставивший вам столько хлопот!..
В 1912 году три русские экспедиции ушли в Арктику: выдающегося полярного исследователя и революционера геолога Владимира Александровича Русанова на шхуне «Геркулес» вокруг северной оконечности Новой Земли в Карское море, с тайной мечтой пробиться потом, если все будет благополучно, в Тихий океан, но не «дорогой Норденшельда» — вдоль берегов Сибири, а гораздо севернее. Он считал, что там, в океане, вдали от студеных сибирских берегов, меньше льдов; старшего лейтенанта Георгия Яковлевича Седова — на шхуне «Святой великомученик Фока» к Северному полюсу и лейтенанта Георгия Львовича Брусилова — как и Русанова, тоже в Тихий океан, но только уже проторенным Норденшельдом путем вдоль северных берегов России.
Экспедиция Русанова — капитаном «Геркулеса» был отличный полярный мореход участник похода Руала Амундсена к Южному полюсу и давний друг Русанова двадцатипятилетний Александр Степанович Кучин, а в качестве врача на судне была невеста Русанова француженка Жюльетта Жан — пропала без вести. Первые следы ее — столб с надписью «Геркулес» — были обнаружены топографом А. И. Гусевым только в 1934 году на маленьком острове в архипелаге Мона. Около столба были сложены старые нарты и цинковая крышка от патронного ящика. Теперь этот остров носит имя Геркулес. В том же году топограф М. И. Цыгашок на другом острове нашел фотоаппарат, около сотни патронов, компас, буссоль, обрывки одежды, мореходную книжку матроса с «Геркулеса» А. С. Чухнина, серебряные именные часы другого матроса В. Г. Попова и справку на его имя. Эти вещи, в отличие от находки А. И. Гусева, уже свидетельствовали о трагедии.
Занавес неизвестности в какой-то степени приоткрылся лишь спустя еще сорок лет — учеными, сотрудниками отдела оружия Государственного исторического музея, сравнившими патроны Русанова, найденные в 1934 году, с патронами, обнаруженными сравнительно недавно на полуострове Михайлова (Таймыр) и до сих пор считавшимися принадлежавшими трагически погибшим матрасам из экспедиции Руала Амундсена, шедшим с почтой в далекий Диксон. Судьба была жестока к ним, как ни к кому другому. Кнудсен не дошел до Диксона всего каких-то два с половиной километра, оставив позади около девятисот жесточайших верст, он, наверное, видел огни Диксона, но сил уже не было. По идентичности патронов ученые подтвердили вероятность стоянки русановцев на Таймыре на узкой высокой стрелке западнее крюкообразного полуострова Михайлова.