Перед внутренним взором предстала Амаль. Сначала лежащей в гробу под расшитым покрывалом. Затем озлобленной девушкой, встретившей его в Вечном Мире. Со временем приоткрывающей все новые грани своего характера. Если с других слезает шелуха наносного, то у Амаль, напротив, словно оттачивались дополнительные грани. Она не побоялась змеи. Она могла весело хохотать. Она удила рыбу, делилась с Мирасом пирогом и воспоминаниями. И, пожалуй… Стала красавицей.
Теперь юноша окончательно понял это. Вечный Мир изменил ее, в лучшую сторону.
А его?
Неужели Мирасу суждено остаться тем разнеженным, воспитанным матушкой мальчиком, готовым идти вперед, пока перед глазами маячит сказка?
Он сморгнул подступившие жгучие слезы: какой в них толк. Но когда пелена рассеялась, увидел, что стоит у выхода из пещеры. Он уже видел впереди проблески зарождающегося дня. А позади остался долгий, теряющийся во тьме каменистый зев.
— Что это? — эхо тысячекратно повторило вопрос Мираса, слова рассеивались и затихали вдали.
И тут юноша услышал топот бегущих ног и голос, зовущий его по имени. Мирас метнулся назад, но пещера тотчас превратилась в зеркальный лабиринт, в котором парень только и делал, что натыкался на самого себя в обманчивых тупиках. А эхо дразнило, зазывало, притворяясь Амаль. В ее голосе Мирас слышал страх, растерянность, обреченность. Воображение рисовало ему все ужасы, что могли встретиться на пути девушки. Он тоже звал ее, пытаясь по ответу определить, откуда берут начало ее крики.
А потом просто схватил камень и принялся крушить зеркала, не обращая внимание на острые осколки, впивающиеся в лицо, руки, усеивающие все под ногами.
Пока за очередной обманчивой стеной не обнаружил Амаль, которая бросилась ему навстречу и крепко обняла. Камень выпал из его руки за ненадобностью. Оставшиеся зеркала стекли к ногам, как растаявший лед.
Девушка изменилась. И совсем не походила на себя, лежащую в склепе. Из нее этой, как из чистого родника, били жизнь и надежда, все те, что раньше прикрывал камень недуга, одиночества и тоски.
— Ты понял? — тараторила Амаль, пока Мирас только и мог, что молча любоваться ей. — Это все и есть Драконова пещера!
— И где же ее дракон? — чувствуя, что улыбается, как блаженный, спросил юноша.
— Здесь и здесь, — она коснулась его груди, потом своей. — Наши страхи, наши сомнения, наши печали — драконы, которых мы должны были побороть.
— Но мы все еще здесь, — развел руками Мирас и прокрутился вокруг себя. — Кто знает, вдруг все-таки откуда-то еще вылезет чешуйчатое чудовище!
Вослед за его словами тотчас послышался странный звук, как будто чешуя скользит по камню. Он приближался из темноты, неумолимо, грозно, как предвестник чего-то жуткого.
На этот раз Мирас не собирался ударить в грязь лицом, он выступил вперед Амаль, подняв острый и длинный, как кинжал, осколок. Волнение зашкаливало и подкатывало к горлу.
Тьма, не моргая, смотрела на молодых людей, застывших в ожидании неминуемого. Это были глаза гигантской рептилии. Холодные, безразличные, они пронзали и выискивали малейшие слабости. Все, что можно использовать против. Что выпьет душу противников, высушит, разотрет в прах и развеет по ветру.
Мирас очень боялся! И Амаль боялась. Сейчас, когда выход из Драконовой пещеры был так близок, тем нелепее казалась возможность поражения, обиднее, горше. Но Вечный Мир не давал расслабляться. При всей своей красоте он был непредсказуем и неподвластен людской логике.
Амаль тоже принялась высматривать хоть что-нибудь, что можно превратить в оружие против неведомой опасности, но все прочие осколки растаяли, камни превратились в песок, будто сама Драконова пещера противостояла двум затерявшимся в ней душам.
16
Мирас и Амаль с резью в глазах всматривались во мрак. Страшный звук приближался и приближался, отражаясь от сводов, рос, бил по барабанным перепонкам. А когда уже стал невыносимым, навстречу молодым людям выползла маленькая безобидная юркая ящерка. Она, приподняв изящную головку, зыркнула на юношу и девушку, но они совсем не походили на аппетитных для нее букашек, и исчезла в узкой расщелине.
Мирас перевел ошарашенный, неверящий взгляд на Амаль. Она ответила ему точно таким же. Осколок, зажатый в руке, заледенил пальцы. Капли воды, срывающиеся с него, стучали все чаще и чаще, словно сердце, заходящееся в волнении. Или это и было сердце?