Когда последнее слово взлетело и погасло, будто искра, стало слышно, как где-то завывает ветер, щебечут невидимые птицы, неумелый музыкант теребит струны. Тишина растаяла.
Парень пошевелился, ошарашенно пожирая Амаль глазами. Его рот открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной безразличными волнами на берег. По щекам текли слезы. Девушка неверяще подхватила одну на палец, поднесла каплю к губам и слизнула. Слеза оказалась горькой на вкус.
— Кто ты такая? — прорезался голос у незнакомца.
Она попыталась ответить, но из горла не выдавилось ни звука, пришлось сначала прокашляться:
— Амаль. А ты?
— Мирас.
— Где мы, Мирас? — значит, девушке не послышалось, и в молитве упоминалось имя парня, только почему вместе с её именем, в связке? И в обручальной молитве, которую читают лишь тогда, когда одному или обоим суженым уже не суждено самим произнести друг другу обеты?
— В… Вечном Мире, — с дрожью в голосе и неверием ответил парень.
Еще несколько мгновений назад он находился во дворе Храма, полностью доверившись его служителям, ждал встречи с возлюбленной своей, а сейчас стоит рядом с той девушкой, лицо которой узрел в гробу.
Амаль ощутила злость. Та рождалась внутри, подобно смерчу: с маленькой воронки, кружащей легкие перышки, но постепенно захватывающей в свой плен все больше и больше, накапливающей силы, и обрушивающейся, в итоге, на беззащитный мир со всей беспощадностью стихии. Только девушке не на кого было направить чувство, кроме как на Мираса:
— Боже! Я умерла? Да? А ты тот, с кем меня связали брачными обетами?! Кто ты вообще такой? Полное ничтожество, не имеющее своих желаний?
Он молча переварил услышанное. Все говорило о том, что девушка права, и, значит, они супруги. Но этого просто не могло быть!
— И во сколько ты оценил свое согласие?! — продолжала кидать злые фразы Амаль.
— Что это ты имеешь в виду? — нахмурился парень.
— Да кто бы согласился по доброй воле связать свою бессмертную душу с кучей костей, обтянутой неприглядной плотью? Или и твои родные решили задобрить тебя в послесмертии? — Амаль кричала и заламывала руки.
Ей хотелось накинуться на Мираса, убить того, только вряд ли теперь это было возможно, да и дело ведь не в нем, а в Рамине — мачехе Амаль, которая, наверняка, и провернула большую часть этого дельца.
— Ты считаешь, что я купился? Что я горел желанием стать мужем незнакомой мне особы? — вскинулся в негодовании Мирас. — Или что моя мать, с младенчества сулящая мне прекрасную возлюбленную, способна продать плоть и душу сына?
— Прекрасную? Ты уверен, что не ослеп от моей красоты?! Или ты безумец? Дешевка! Тля!
— Да, если бы я знал, к кому меня ведут, сбежал бы на край вселенной! Если бы оставался хотя бы шанс отказаться, то я бы не стоял сейчас перед тобой! — парень еле сдерживал себя, чтобы также не ответить оскорблениями.
Он обошел девушку вокруг, с неприкрытым отвращением разглядывая ее. Бледная, тощая, невзрачная, ни кос, ни форм, ни обаяния. Нет! Она совсем не походила на его единственную суженную. Мирас убеждался в этом с каждой минутой все больше и больше! Но теперь ему не суждено встретить возлюбленную, поискам помешали происки бесчестных служителей Храма — Мауни и Хейко. И угораздило Мираса испустить последний дух до того, как он смог отвергнуть нежеланную!
Амаль смотрела на юношу с неменьшим неприятием. Слишком высокий, слишком жилистый, слишком смазливый, такой вряд ли в своей жизни прочел хоть пару строк, восхитился хоть одной картиной, наверняка, прожигал жизнь на полную катушку, купаясь во внимании и довольстве.
На ногах обоих новобрачных будто повисли неподъемные гири, а руки оказались связаны нежеланными обетами. Будь их души свободны, мир живых приоткрывался бы им хотя бы время от времени, но сейчас Мирас и Амаль зависели друг от друга, как нить от иглы, как кисть от холста, как перо от листа бумаги, и обязаны были пройти во врата Вечного Мира. Вдвоем! Рука об руку!
— Нет! — гневно вскричала девушка.
— Ни за что! — воздел руки парень.
Они заметались, пытаясь выйти из очерченного ярким светом круга, но тьма за его пределами вдруг стала густой, обжигающе-ледяной, колючей и смертоносной. Теперь Мирас и Амаль ощутили в полной мере смысл проклятия: «Да сожрет душу твою Великое Ничто!» Оно находилось там, за пределами светового пятна. Однако, чем больше молодые люди бросались из стороны в сторону, тем сильнее границы того стягивались и стягивались, скоро оставив лишь небольшой пятачок, на котором молодожены едва смогли уместиться, в бессилии сев, спина к спине, ибо смотреть в лицо друг другу они не могли.