Амаль сорвала ягодку и положила ее в рот, вторую протянула Мирасу. Но есть ее оказалось невозможно — она вязала и горчила, как обманутые надежды. Юноша выбросил ее в траву и обратился к мимо пробегающему мальчугану:
— Не подскажешь, где тут Храм?
Пострел махнул рукой и умчался вдогонку за ветром. Мираса же настигла мысль о жизненной несправедливости, из-за которой в Вечный Мир уходят не только старики, в конце концов, и его виски тоже еще не убелила седина, сейчас он особенно остро почувствовал, как мало прожил, насколько же меньше довелось испытать и увидеть этому ребенку.
Храм стоял на краю поселения. Белые каменные стены, украшенные изразцами, распахнутые двери и окна, колодец с чистой водой во дворе — всё, как и в любом другом месте излучало покой, умиротворение, благоденствие. Однако Мирас на своем опыте знал, что это может быть только видимостью. Интересно, проповедует тут кто? О чем вещают? Кому возносят молитвы? В прошлом мире живых песни и здравицы восхваляли этот мир, наставляли прихожан, что каждому воздастся по заслугам его. А здесь? Объясняли, чем именно ты заслужил то, что получил? Призывали смириться с несвоевременной кончиной? Возносили хвалу Создателю? Но разве сам Создатель не должен жить в Вечном Мире?
Навстречу Мирасу и Амаль вышел мужчина в полном расцвете сил. Распахнул руки, как дорогим гостям, будто долго ждал и, наконец, дождался. Однако парню оказалось тяжело довериться ему, так и вспоминались служители Храма, умывшие его и разодевшие, будто принца, но напоившие ядом.
— Рад вам! — мягким голосом приветствовал служитель. — Омойте руки и ноги ваши, испейте воды из нашего колодца, дабы узреть то, что привело вас к этому порогу.
— Мы и без воды знаем, что нас привело, — резковато ответил Мирас на приветствие. — Нам нужен совет, как избавиться от брачных обетов.
Служитель Храма склонил голову к плечу и задумался, внимательно глядя на парня и девушку, в том мире бы сказали, что он изучает их души, видит незримое, что же можно было сказать тут — не ясно. Затем, служитель сделал приглашающее движение, зовя Амаль и Мираса войти внутрь.
Мужчина вел их через величественные залы с колоннами, через молебные и трапезные, они спускались по лестницам, а потом проходили темными узкими коридорами, пока, наконец, не оказались в помещении, полном прозрачных шаров, наполненных мерцающей в полумраке жидкостью.
— Возложите руки, на какой хотите, — смиренно предложил служитель.
Амаль и Мирас переглянулись, ни один не понимал, чем это поможет. Однако мужчина молча стоял и выжидающе смотрел на молодых людей.
Девушка осторожно коснулась ближайшего к ней шара. Сначала жидкость внутри него помутнела, а потом сквозь белесый плотный туман стала появляться картинка: кусочек неба в раме окна, балдахин над кроватью и маленькая узорная фляжка, приподнятая неверной рукой. Послышался вздох, короткий и слабый, глоток… А после — мрак.
Амаль с ужасом оглянулась на служителя, но тот лишь ободряюще кивнул и глянул с кроткой улыбкой на Мираса. Тот долго бродил между шаров, не в силах выбрать свой, но потом все-таки решился и возложил руки на один. Когда туман внутри него рассеялся, появилась похоронная процессия. Девушка узнала мачеху, поддерживаемую с двух сторон ее родными дочерями, слуг, и уже примерно догадалась, что именно сейчас увидит. Она замотала головой, но Мирас, как завороженный вглядывался вглубь шара. И вот, рука его приподняла расшитое покрывало, а под ним Амаль узрела свое лицо, жуткое и в жизни, и в смерти.
— Боже! Это не!.. — эхо принесло отголоски истошного крика, в котором можно было узнать голос юноши.
— Вот, какой ты увидел меня? — пробормотала девушка сквозь слезы.
— Ты гораздо красивее, — возразил Мирас, но так тихо, что его слова пропали втуне.
— Здесь скрыты самые последние ваши воспоминания, — молвил служитель. — Мне нужно было убедиться, что ни один из вас при жизни не дал обет другому, — сказал он смиренно.
— Так вы поможете нам его расторгнуть? — глухо поинтересовалась Амаль.
Сейчас она особенно хотела этого, увидев себя глазами Мираса. Услышав, несогласие его. Точно получив доказательство, что напрасно подозревала юношу когда-то в корысти.
А Мирас замер, потупившись, все прокручивая в мыслях последнее воспоминание Амаль. Веяло от него одиночеством и безысходностью. Ни родной души, ни надежды не чувствовалось в увиденном.