В густой темноте ночи, прислушиваясь к сопению малыша, доносившемуся из кроватки, Джосс, приняв решение, тихо легла в постель. Вскоре так же тихо к ней присоединился Дэн. И эта ночная тишина в Истлеге сблизила их больше, чем неистовые объятия.
По дороге в Лондон Дэн решил взять еще несколько дней отпуска, чтобы провести их с женой и с сыном.
Добравшись до дома, они выгрузили в кухне все, что Сэм складывал в машину. Быстро уложив Адама, Джосс занялась ужином. Она приготовила омлет по-испански, Дэн открыл бутылку красного вина, и они сели ужинать в кухне, чтобы не тратить драгоценного времени на сервировку обеденного стола.
– Кто знает, как долго наш сын оставит нас сегодня в мире, – неторопливо произнес Дэн.
Наш сын, подумала Джосс и с неожиданно появившимся аппетитом принялась за свой омлет:
– Возможно, твой отец объяснил ему все про нас.
Этот вечер был самым необыкновенным после рождения Адама. Ребенок проспал до десяти, проснулся, получил свой ужин и заснул, да так быстро, что Джосс с трудом поверила.
– Присмотришь за ним, пока я принимаю ванну? – попросила она Дэна.
Он улыбнулся ей поверх газеты:
– Конечно. Можешь не торопиться.
Джосс поймала его на слове. Она растянулась в горячей ароматической воде, вздыхая от удовольствия и думая о своем новом рассказе.
Проснулась она от ощущения холода. Быстро растерла себя, почистила зубы, нанесла увлажняющий крем и надела розовую ночную сорочку из тонкого батиста. Войдя в спальню, она замерла: ее муж лежал в кровати и читал книгу.
Джосс стояла как вкопанная, сердце ее билось, как барабан, когда Дэн поднял на нее глаза.
– Предупреждая твой вопрос – малыш крепко спит, – проинформировал он ее и откинул одеяло, приглашая к себе. Взгляды их встретились. – Тебя это ни к чему не обязывает.
Джосс молча прошла через комнату и легла рядом с Дэном. Он выключил лампу и повернулся к ней:
– Я хочу знать, простишь ли ты меня, Джосс.
– За что именно? – прошептала она, вдыхая его запах.
– За сомнения, что Адам мой сын.
– Он всегда им был.
– Знаю. – Дэн нашел ее руку и крепко сжал. – В Истлеге все изменилось. Ты, моя дорогая, – единственная, кто мне нужен. Я был ревнивым дураком, когда задал тот глупый вопрос в больнице и чуть не потерял тебя. И Адама вместе с тобой.
– Я бы не ушла, Дэн. Я вышла за тебя замуж.
– Почему ты осталась?
– Разве непонятно?
Он нежно потянул ее к себе:
– Неужели ты, благодаря восхитительно невероятному случаю, испытываешь ко мне хотя бы малую толику той огромной любви, что я испытываю к тебе?
Джосс постаралась сдержать охватившую ее дрожь. Не стоит распускать нюни сейчас. Дэн подождал мгновение, потом обнял ее.
– Если ты еще не любишь меня, я готов посвятить остаток своей жизни, чтобы научить тебя любви, – сказал он и поцеловал ее с внезапной неконтролируемой горячностью. – Знаешь ли ты, – шептал он, обжигая дыханием ухо, – как тяжко было в коттедже лежать с тобой и не прикасаться к тебе?
– Я чувствовала тогда то же самое.
Дэн нежно прикоснулся губами к ее губам и начал целовать: легко, потом крепче, все более пылко; незаметно нежность сменилась страстью, на которую она, истосковавшись по нему, отвечала всем своим существом. Каждая клеточка ее тела трепетала от наслаждения, когда он ласкал ее, и, задыхаясь от охвативших ее чувств, она произнесла наконец слова любви. На секунду Дэн замер... и в следующий миг ее захлестнул такой поток словесной радости и ласки, что у Джесс закружилась голова. Слова разжигали новые ласки, понуждали к новым поцелуям и движениям – все это наполнялось неведанной раннее силой, которая бросала их в чувственный жар, обжигающий до боли, до самозабвения.
Придя в себя и успокоившись, Дэн с любопытством приподнял голову:
– Сможете ли вы теперь повторить все, что сказали, миссис Армстронг?
– Теперь я буду повторять, что люблю тебя, так часто, как ты захочешь.
– Почему именно теперь? – спросил он.
– Потому что ты признался, что любишь меня.
Он включил лампу.
– Но я же все время говорил тебе это, – нахмурился он и посмотрел на ее раскрасневшееся лицо.
– Нет! Ты все время говорил, что хочешь меня. А это разные чувства.
Дэн уставился на нее в совершенном изумлении:
– Ты хочешь сказать, что эти слова были преградой между нами все это время?
Джосс покачала головой:
– Нет. Главным препятствием были твои сомнения, твой ли сын Адам.
Дэн уткнулся лбом в ее лоб:
– Значит, если бы я не распрощался с сомнениями, то сегодняшней ночи не случилось бы?
Джосс нежно его поцеловала:
– Возможно. – Она потянулась достать что-то со столика. – Но поскольку ты признал малыша, я тебя вознагражу.
– Вознаградишь?
– И, думаю, награда тебе понравится, – сказала Джосс и передала ему конверт.
Глаза Дэна недоверчиво сузились, когда он читал открытку от Питера Садлера.
«Поздравляю вас с рождением вашего ребенка. Математика всегда была моей сильной стороной».
Дэн вопросительно поднял бровь:
– При чем здесь математика?
– Если скажу, обещай мне не терять самообладания и не буйствовать по всему дому.
– Я обещаю быть сдержанным, – сказал он, и взгляд его смягчился. – С настоящего момента и впредь, моя дорогая.
– Хорошо. – Джосс рассказала ему о втором визите Питера Садлера с извинениями перед свадьбой, о его афере и о том, что все было нацелено на него, руководителя «Афины».
– Так это была его месть за мелочную обиду? – возмущенно сказал Дэн. – Хотелось бы мне поработать над его миленьким личиком.
– А приходил он не извиняться. Это было только предлогом. Он хотел узнать, его ли это ребенок, – открыто сказала Джосс.
Дэн посмотрел на нее, притянул ее назад в свои объятия и потерся подбородком о ее голову:
– И ты выгнала его?
– Я сделала гораздо лучше. Я объяснила ему, что ребенок должен родиться четырнадцатого февраля.
Дэн неожиданно притих:
– А когда Садлер ушел от тебя?
– В феврале прошлого года. Именно поэтому он написал про математику.
– Значит, – медленно произнес Дэн, – если бы Адам родился в срок, не было бы никаких сомнений по поводу его отца.
– Именно так. – Джосс подняла голову, Дэн смотрел на нее странным взглядом. – Что такое?
– Почему ты не рассказала мне об этом раньше?
– Я не хотела давать тебе улик, доказывающих, что Адам – твой сын, не хотела превращать наш брак в зал суда. – Джосс неотрывно смотрела на него. – Я хотела, чтобы ты признал его и меня, поверив на слово.
– Так мне и следовало поступить, – вздохнул он. – Беда в том, что я подвержен скоропалительным решениям и по природе своей недоверчив. Сможешь ли ты простить меня за это, моя дорогая? – спросил он, и она подставила свое лицо для поцелуя в знак абсолютного прощения. Дэн прижал ее к себе и поцеловал. И тут же раздался выразительный крик малыша. Они оба рассмеялись.
– Оставайся здесь, а я посмотрю, чего это он разбушевался.
Джосс недоверчиво взглянула на него:
– Ты?
– Конечно. Самое время объяснить ему, что ночью надо спать. – Дэн с улыбкой задержался в дверях. – Только не уходи. Я скоро приду.
Джосс с наслаждением потянулась.
– Когда ты придешь, мы, возможно, вернемся к разговору о награде.
– Вернемся. И на этот раз я возьму то, что я хочу, – твердо заявил Дэн, сверкая глазами. – Хочешь отгадать – что?
– Я получу награду, если отгадаю?
– Все, что захочешь, моя дорогая.
– Я хочу того же, что и ты, – скромно сказала она и замахала на него руками, потому что он вернулся поцеловать ее. – Поторопись, твой сын уже неистовствует.
– Моему сыну придется подождать немного, пока я поцелую его маму, – сказал Дэн. – Я потратил немало времени, чтобы установить свое приоритетное право.