– А разве «Робин Гуд» – не жестокий фильм? – спросила Сорока.
– А, нет, не тот, что с кровью. Это тот, где звери разговаривают.
Сорока смотрела, как Клэр разливает по тарелкам две большие порции супа, и ее желудок внезапно громко заурчал, учуяв что-то другое, кроме макарон с сыром.
– Линда летом готовит гуляш, а зимой – салаты. Почему – непонятно, – сказала Клэр. Она бросила ложку в первую миску и подтолкнула ее к Сороке. – Пойдем, поешь, пока идет мультик.
Сорока взяла в руки теплую миску и отправилась за Клэр в гостиную. Первые титры только начались, но Ринго лежал на животе на ковре и громко храпел.
– Неужели он только что…
– Уснул за две секунды? – спросила Клэр. – Да, он моментально вырубается. Что нам только на руку, потому что теперь не надо смотреть «Робина Гуда».
Она нашла пульт и выключила мультфильм, прощелкала несколько каналов и попала на повтор какого-то криминального сериала. Клэр не стала выключать телевизор, но убавила звук. Она подула на суп, затем попробовала. Сорока сделала то же самое. Там были овощи, фасоль и лапша. Ее желудок настолько отвык от всего, что не напоминало на вкус искусственный сыр, что Сорока побоялась не сдержать еду в себе.
– Вкусно, правда? – спросила Клэр.
– Очень вкусно.
– Она хорошо готовит. Моя мама безнадежна. Без Линды и Бена я бы не смогла питаться нормально.
– Бен готовит?
– Он самый лучший, серьезно. Как он готовит вегетарианскую лазанью, боже мой.
– Вы давно дружите?
Клэр грустно улыбнулась:
– С тех пор как умер мой отец, да. Мы дружили и раньше, но после этого он стал для меня настоящим другом. Многие люди просто исчезли, но не Бен.
– Ко мне он тоже всегда был добр, – сказала Сорока.
– Он лучший. Не знаю, что бы я без него делала.
Этот выбор слов: «Не знаю, что бы я без него делала».
В какой-то момент своей жизни Сорока не знала, что бы она делала без Эллисон, без сестры, без отца. Если она чему и научилась, так это тому, что всегда можно обойтись без людей. Всегда можно найти способ.
– Мэгс?
– М-м-м?
– Я просто хочу сказать о вечеринке… Если не хочешь идти, ничего страшного. Я знаю, что там будет Эллисон. Но я настаиваю на том, что сказала до этого. Я думаю, что Эллисон – лгунья. Да даже если она не врет… Ты же никого не убила. Все мы совершаем ошибки.
Все мы совершаем ошибки. Разве не так?
Дело было в том, что некоторые ошибки исправить нельзя.
Сорока вернулась в темный дом. Она съела две огромных порции гуляша Линды, и ее разум, душа и тело насытились. Она включила свет в гостиной и молча порадовалась, что мать не лежит без сознания на диване. Было восемь часов вечера. После просмотра телевизора Сорока с Клэр вместе сделали небольшую домашнюю работу, и это был самый человеческий вечер, который выдался у Сороки за последнее время.
Она бросила рюкзак на диван и пошла по коридору к себе в спальню. Она справится. Снова заведет друзей, окончит среднюю школу, будет ходить на свидания и забудет об отце, об Эрин, забудет Эллисон. Она все переживет и…
Но нет.
Ничего не выйдет.
Сорока попыталась убедить себя, что кислый, едкий запах, который доносился до ее спальни и резал глаза до слез, не был рвотой. Рациональная часть мозга понимала, что надо собраться, пойти проверить мать, достать из шкафа в ванной тряпку и сделать необходимое – оттереть с ковра этот запах.
Она прошла в спальню матери. Вонь стала еще сильнее, резче.
Что-то жужжало в мозгу – тихий предупреждающий сигнал, который включался только в самых крайних случаях.
Что-то не так.
Дверь в комнату матери была чуть приоткрыта. Сорока толкнула ее, и та распахнулась, явив темную пещеру, наполненную резким запахом водки и густым, тяжелым запахом рвоты.
– Мам? – шепнула Сорока в темноту. Ее рука нащупала на стене выключатель, и комната мгновенно залилась светом.
Мать лежала на ковре рядом с кроватью, полураздетая, с блузкой на шее и голой грудью, свисающей из лифчика.
Взгляд Сороки застыл на груди, потому что кожа вокруг соска и дальше по всей груди была синяя. Бледно-синего цвета.
Рвота образовала вокруг головы Энн-Мэри идеальный нимб. Сорока бесшумно подошла к ней на два шага и заметила пустую бутылку водки. Синева превратила все тело матери во что-то чужое, что-то, чего Сорока не узнавала. Ей пришла в голову дикая мысль о Смурфиках, кошкоподобных существах из фильма Джеймса Кэмерона, о бутылке средства для мытья посуды у них в раковине.
Она опустилась на колени у ног матери и положила руку ей на голень, но затем отдернула отшатнувшись. Никогда еще она не чувствовала такого холода в теле, на мгновение ей показалось, что…