– Всё это так ужасно, – прошептала она, отшвыривая прочь комиксы, пряча лицо на груди капитана.
Руки перепуганной женщины, скользнули по телу Дона, с явным удовольствием ощупывая мускулистое тело.
– Кто мог их нарисовать? – повторил свой вопрос капитан, чувствуя себя загнанным в ловушку.
– Сейчас на наше агентство, работает трое художников, Саша Самохвалов, Жора Итальяно, – Изольда подняла лицо от груди Дона и взглянула на него красными глазами, – но они пустышки, ни таланта, ни фантазии… Коля, Коля Тропинкин, настоящий мастер, талант. Мог бы стать известным художником, если бы не был трусом.
Изольда запрокинула шею, словно в ожидание поцелуев, Дон не удержался и таки клюнул её один раз в шею. Изольда тихо засмеялась, закрыла глаза, продолжила.
– Коленька постоянно брюзжит на всех, что агентство заваливает его работой, не давая ему сосредоточиться на искусстве. Но он знает, настоящее искусство, это голод, нищета, постоянный творческий поиск, частые приступы отчаянья, острое осознание своего одиночества, сомнение в своих силах, искренняя убеждённость в собственной бездарности.
– Откуда, вы так много об этом знаете?
Изольда взглянула на него в упор, и Дон успел заметить мелькнувшую в карих глазах боль. Старую, давно поджившую ранку, тем не менее, продолжавшую время от времени кровить.
– Потому что я тоже трусиха, – Изольда натянуто рассмеялась, откинулась назад, упала спиной на диван, раскинув в сторону руки, словно приглашая капитана в свои объятья, – в молодости у меня был талант. Мои учителя видели во мне великую поэтессу, способную вернуть стихотворному слову былую гибкость и силу. Талант требовал времени, усилий и огранки. А мне хотелось петь и веселится. Любить и быть любимой. Хотелось банально кушать, три раза в день и быть уверенной в завтрашнем дне.
Изольда замерла, словно вспомнив, что речь совсем не о ней.
– Да Коля мог нарисовать эту брошюрку, но зачем ему это. Он ведь ненавидит свою работу.
– Вы хорошо знаете Тропинкина? – спросил Дон всё больше и больше теряя нить разговора.
Его глаза были прикованы к блузке Изольды, про себя он гадал, какие богатства скрывает от него природа, за этим тонким лоскутком одежды.
– Достаточна хорошо, – она лукаво улыбнулась ему, – одно время даже очень глубоко.
– В каких отношениях вы с ним пребывали? – не понял взмокший капитан.
– Да в каких только отношениях мы с ним не прибывали, – захохотала Изольда.
Решительно схватив Дона за голову, прижала к себе. В следствие лобового столкновения с пышной грудью, то что произошло дальше, он помнил довольно плохо. Тем более это касалось только их двоих.
Воля и контроль над собственным телом, вернулись к нему спустя несколько часов. Он пришёл в себя в постели, надёжно укрытый толстым теплым одеялом, с уютно, совсем по – домашнему, Изольдой склонившей голову на его обнажённую грудь.
Эта вот домашность и напугала Дона, привела в чувства. Он встрепенулся, чувствуя, что самое время бежать, пока быт не начал затягивать его. Пока он не захотел стать домашним.
Искушения остаться было слишком велико. Воображение уже начало рисовать полный холодильник, свежие рубашки по утрам, горячие, сытные ужины по вечерам, чистая постель, телевизор, газета и тапочки. Все эти удобства, манили и шептали ему, никуда не уходи… останься и мы будем твоими.
Дон встрепенулся, гоня от себя эту дурость, выскочил из постели, начал поспешно собираться.
Наблюдая из под полуприкрытых ресниц, за поспешным бегством Дона, Изольда неожиданно хихикнула.
– Что смешного? – нахмурил брови Дон.
Он поймал себя на мысли о том, что если она попросит его остаться, он скорее всего…вернётся в постель, что бы остаться на горячий ужин и совсем немножечко чуть – чуть посидеть в тёплых тапочках перед телевизором с газетой в руках. Проклятый домашний уют, запустил в него корни, с горечью подумал про себя Дон, натягивая брюки.
– Вспомнила комиксы, которые ты мне показал… странные они, – Изольда села на кровати, натянув одеяло до подбородка.
– Да уж, – согласился Дон, – куча трупов, куда ещё страннее.
– Не в том дело, – Изольда на миг задумалась, нахмурив бровки, – у шефа не было жены и детей, секретарша не могла быть беременной, так как спала с шефом, а он был бесплоден из – за какой то болячки подхваченной им в юности, в одной из дружественных стран ближнего зарубежья. К тому же в агентстве, ходили упорные слухи, что они собираются пожениться.
Забыв о том, что он безумно куда то спешит, Дон перестал одеваться, присел на кровать.