— Райэннон? — От его дыхания у нее на лбу взлетали пряди волос.
Веки налились тяжестью, она заставила себя посмотреть на него. Теперь она была так близко, что могла видеть щетину на его решительном подбородке. Потом она посмотрела в глаза и увидела там себя, отражавшуюся в темных зрачках.
— Райэннон, — снова повторил он, — тебе понравится, если я поцелую тебя?
Тревога вспыхнула и тут же умерла. Вдруг она почувствовала себя спокойной и уверенной. Его рот приближался. Красиво очерченный, такой, какой должен быть у мужчины. Твердый, но не тонкий, решительный, но обещавший нежность.
— Да, — выдохнула она чуть громче шепота. А в бежавшем куда-то сердце загремел гром.
Получилось вовсе не так, как Райэннон ожидала. Долгое время, которое показалось ей вечностью, Гэбриел не двигался. Он только смотрел на нее, будто проверял, понимает ли она то, что сказала. Он не заключил ее в объятия, а только слегка обхватил пальцами за плечи. А затем наклонил голову и мгновенно слегка скользнул губами по ее рту. Потом откинулся назад. У нее хватило времени пережить миг разочарования, прежде чем он повторил свое движение. На этот раз он дольше задержался на ее губах. И когда он оторвал рот, то почти в ту же минуту вернулся снова и поцеловал тверже, решительнее.
Райэннон никогда не думала, что мужской рот может быть таким мягким, таким наполняющим. Будто он хотел давать, а не брать. Будто ее рот — нечто утонченное и бесценное, требующее особой заботы и внимания. Ах, если бы ее…
Ее прежде никогда так не целовали.
Когда он поднял голову и вопросительно посмотрел на нее, она могла ответить только мечтательным взглядом.
— Ты могла бы поцеловать меня в ответ, — предложил он с веселым удивлением.
Она постеснялась признаться, что не знает, как это сделать, и покраснела. Чтобы скрыть смущение, она наклонила голову и отвернулась от него. Потом высвободила пальцы из его руки и притворилась, будто ей надо поправить волосы.
— Мне пора идти, — промямлила она.
Когда он сделал шаг, она отпрянула в сторону. Но он всего лишь подошел к дивану, чтобы взять ее сумку, которую она там оставила. С загадочным выражением он вручил ей сумку.
— Я понимаю так, что у тебя на вечер еще есть дела.
— Я обещала сделать покупки в бакалее.
— У тебя есть сожитель? Тоже художник?
— Джанетт, медсестра.
— A-а, Джанетт.
Он наблюдал, как она вышла из здания и направилась к машине.
— Завтра я должен лететь в Австралию, надо побывать в нашем сиднейском офисе, — прежде чем закрыть дверь, предупредил он. — Когда вернусь, я сообщу тебе.
Хоть подышу свободно, подумала она. Но вместо облегчения чувствовала укол разочарования. Всю дорогу домой она вспоминала поцелуй. В ней оживало удивительное наслаждение и странное беспокойство, похожее на восторг. Нетерпеливые водители позади ее машины гудками напоминали, что красный свет уже сменился на зеленый. И она опять переключала сознание на вождение.
Гэбриел позвонил в конце следующей недели. В галерее как раз было затишье.
— Я вернулся только вчера вечером, — сообщил он. — Секретарь вручила мне два пригласительных билета на премьеру концерта африканских танцоров. Если ты свободна, не хочешь ли присоединиться ко мне и посмотреть представление?
— Сегодня вечером?
— Я понимаю, что времени мало. Если ты занята…
— Нет. — Она приняла решение, и голос зазвучал совсем по-другому. — Я имею в виду, что… это будет приятно. Спасибо.
— Можно позвонить тебе домой?
— Нет, встретимся здесь, — быстро возразила она. — В какое время?
— Если в семь пятнадцать? Тогда у нас будет время перекусить перед спектаклем. Может быть, мы поужинаем после него.
— Свидание? — с любопытством спросил Пери, когда она положила трубку.
— Африканские танцы.
— Предполагают, что будет хороший спектакль. Я слышал, что трудно достать билеты.
— Гэбриел получил пригласительные.
— Гэбриел Хадсон? — У Пери взлетели брови. — Что ты собираешься надеть?
— У меня нет времени заехать домой. — Она посмотрела на свою прямую бежевую юбку и светло-зеленую блузку.
— Шоколадка моя, для Гэбриела Хадсона тебе надо надеть что-нибудь особенное. — Пери неодобрительно смотрел на нее. — Почему бы тебе не слинять во время ленча и не найти себе что-нибудь сногсшибательное? И скажу тебе вот что. Почему бы нам обоим не слинять? Если отпустить тебя одну, ты выберешь что-нибудь скучное и неправильное.