Трубников приехал домой и с удивлением увидел у себя в кухне Диму Абатурова, увлеченно записывающего что-то на туалетной бумаге. Посмотрел на Людмилу. Она только пожала плечами:
– Он уже час пишет.
– Но почему на туалетной бумаге?
– Потому что, когда он позвонил в дверь, у меня в руках был рулон туалетной бумаги. Он молча забрал его, прошел в кухню, сел за обеденный стол и начал писать. Я поставила перед ним котлеты и чай, но он не заметил.
– Ничего, я сам съем.
– Котлет много. Я тебе горяченьких подам, эти уже остыли.
Трубников помыл руки, поужинал. Абатуров сидел за обеденным столом и писал. Трубников отогнул половину рулона и прочитал:
«Умирание сельхозпроизводителя сопровождается развитием тех отраслей коммерции, которые наиболее бесплодны и губительны для народного хозяйства. Промышленность, которой следовало бы стоять на первом месте, стоит на последнем. Торговля процветает, но она пассивна. Процветает торговля деньгами. Капитал ведет борьбу против труда. Задатки для образования среднего класса заглохли. Царит глубокая безнравственность. Однако грубость и непристойность – наименьшие из зол, гораздо хуже ужасающая пустота, среди которой проходит жизнь и в которой нет ничего кроме пьянства, драки… Энтузиазм и предприимчивость встречаются только у мошенников…»
Трубников вздохнул и ушел на лоджию курить, захватив с собой телефон. Позвонил из Краснодара Сарычев, прочитал заключение патологоанатома, установившего причину смерти Пастухова:
– В почках обнаружено большое количество кристаллов оксилата кальция, что свидетельствует об отравлении этиленгликолем. Кто-то травил его антифризом.
– Наверное, Фаина. Она что-то унаследовала после его смерти?
– Пастухов не имел счета в банке, но бедным бы я его не назвал. Судя по тому, что она исчезла сразу после похорон, что-то прихватила. Антифриз сладковатый на вкус, но без запаха. Если добавлять его в чай, в желе, можно не заметить. Сначала симптомы гриппа, потом диарея, рвота. Затем аритмия и увеличенное сердце. Мучительная смерть. Мы уже возбудили против Фаины дело.
– Я этого ожидал.
– Но это еще не все. Должен предупредить тебя, что это известие очень взволновало друзей Пастухова. Как бы они нас не опередили. Из Краснодара до Ростова путь недолгий.
– Спасибо, что предупредил. Спасибо тебе. Ты меня выручил.
– Не стоит благодарности, мне это тоже на пользу пошло.
Трубников позвонил Лукашову и спросил, есть ли охрана у Дыкина, наблюдают ли за домом Маслова?
– Задание выполняю аккуратно, – обиженно ответил Лукашов.
Трубников вернулся в квартиру. Абатурова уже не было. Трубников сел в кресло, включил торшер, взял книгу, но не читалось. Мысли все время возвращались к одному вопросу:
– Кто сидел за рулем машины Ларионовой?
– Странный все же Дима, – сказала Людмила, заходя в гостиную и присаживаясь в кресло рядом с креслом Трубникова. – Пришел, что-то написал на туалетной бумаге, забрал рулон и ушел. Даже котлеты не съел. Зачем приходил? Ты чем-то огорчен? Кого-то ждешь?
– Нет, я не огорчен. Я жду звонка.
– Опять сорвешься и помчишься куда-то среди ночи?
– Не знаю, по обстоятельствам.
– Кто это в дверь звонит? Уже одиннадцать! А говорил, что никого не ждешь!
Она открыла дверь. На пороге стоял Саша.
– Проходи, Саша, садись ужинать.
– Нет, спасибо, Николай Федорович дома?
Саша снял сапоги, куртку, зашел в гостиную и молча сел в кресло, в котором только что сидела Людмила.
– И этот тоже странным стал, – подумала Людмила, – зашел, сел в кресло и сидит молча. Наверное, они умеют разговаривать молча.
Она ушла в спальню, уже пора спать. Трубников и Саша молча сидели в гостиной.
– Я так полагаю, – сказал Саша, – что в нотариальной конторе устроил погром тот самый Кудрявцев, который позже приезжал к Ларисе на машине, похожей на машину Маслова. Наверное, это он забрал копию завещания Маслова и стер два файла в базе данных нотариальной конторы. Этот же Кудрявцев каким-то образом проник в гараж Ларионовой и позаимствовал ее машину. Гонялся на ней за машиной Маслова, как за зайцем и столкнул в воду. Абсурд! Маслов и сам смог бы его столкнуть. Он был очень хорошим водителем. Как это он позволил так запросто угробить себя?
Трубников слушал его молча. Саша, не дождавшись ответа, продолжал:
– И еще один вопрос. Зачем кому-то понадобилось уничтожать завещание? Ведь если завещание аннулировано, то все движимое и недвижимое имущество Маслова делится между его женой Фаиной и сыном Мишей. Чумаков остается единственным владельцем Мастерской и получает по страховке полмиллиона. Извините меня за самостийность, но я только что побывал в Мастерской с товарищем, который отдал в ремонт машину. Я видел Чумакова. он вовсе не скорбит о смерти друга. Чумаков только что не пляшет от счастья. Потом мой товарищ начал оплачивать ремонт машины, но у кассирши не оказалось сдачи. Мы с ним прошли в бухгалтерию. Там я увидел сына Маслова – Мишу. Бухгалтер помогала ему посчитать часть наследства от Мастерской, от двухэтажного дома, от чего-то еще… Миша был счастлив. Фаина тоже счастлива? Что же это получается? Они все вместе уничтожили завещание? Его смерть выгодна каждому из них. Никто не жалеет его, хотя бы ради приличия. Я не знаю, что страшнее: смерть Маслова или пляска наследников?