Он видел отражение своего поступка в чёрных глазах наружнего пса, прибежавшего по старой привычке под забор, стоило там появиться Горбачу. Он видел это в прозрачных глазах Слепого, чудом удержавшегося за ветку и не упавшего с высокого дерева.
И видел, как выпущенная из арбалета игрушечная стрела едва его не сбила.
— Он заслужил это, — тихо бормочет Горбач себе под нос, угрюмо утыкаясь взглядом в стену.
Старшие же не станут врать. Да и со Слепого станется: Горбач своими глазами видел, как этот психопат выжрал алоэ в кабинете химии. Он, Горбач, не сделал ничего неправильного, по крайней мере, так казалось, пока с мыслей о мести дело не дошло до её воплощения.
— С тобой всё хорошо? — Горбач слышит над ухом взволнованный голос.
Ну конечно, Кузнечик станет волноваться! Святая душа всего Дома. И, несомненно, он не поймёт. Станет защищать Слепого, не потрудившись даже разобраться, даже не посмотрит на то, что его друг — настоящее чудовище. Просто так повелось, с того момента, как его привели в Дом. Его ещё Спортсмен прозвал Хвостом Слепого, и не за просто так.
— А, он всё ещё горюет по доблестному Багзу, павшему смертью кроличьих, — с пафосом изрекает со своего места Волк.
Кузнечик шипит на него и трется носом о плечо Горбача. Горбачу очень хочется прогнать его, но вместо этого он с вызовом смотрит на соседа.
— Как ты думаешь, Слепой мог бы его сожрать? — спрашивает он.
Огромные честные глаза округляются ещё больше.
— Кого, Волка? — с ужасом уточняет Кузнечик.
Горбач вздыхает. Хорошо быть самой невинностью.
— Багза, — подсказывает Волк и спрыгивает с кровати. Трёт подбородок. — Полагаю, что нет, хотя я бы не был на сто процентов уверен.
— Ты что придумал? — возмущается Кузнечик и тут же мотает головой, глядя на Горбача. — Нет, конечно же!
Ну вот и кто бы сомневался.
— Я всё же думаю, что Багз сбежал, — развёл руки в стороны Волк. — Хотя мне нравится идея с кровожадным Слепым, который нападает на бедных зверушек и съедает их сырыми, в этом есть какое-то…
— Прекрати говорить про него гадости, — недовольно просит Кузнечик, и Волк послушно кивает.
— Хорошо, я скажу их ему в лицо, когда вернётся, — обещает он.
Только к тому времени, когда Слепой всё же возвращается, выковыривая из волос впутавшуюся в них ветку, и Волк, и Кузнечик, об обещании забывают. Как забывают и о вопросе Горбача, и о бедном Багзе. Но Горбач настороженно следит за каждым его действием. Он ждёт, что Слепой потребует признаться, кто его подстрелил. Ждёт, что он уже давно обо всём догадался — на воре же шапка горит! — и вызовет Горбача на драку один на один.
Слепой не говорит ничего, даже не обращает внимания на пытающегося его разговорить Кузнечика.
И на лице ни следа обиды или злости.
Только какое-то очень неприятное любопытство.
========== 26. Шутки (Слепой, Сфинкс) ==========
— Ты скучаешь по ним?
Перед ленивым взглядом всё плывёт, расплавленное июльским солнцем, которое явно чует приближение августа и спрятавшейся за ним осени, а потому печёт изо всех сил. Ни ветра, ни лишних звуков. Дом поглотил их все: никто не выходит даже во двор, не открывает окон, боясь выпустить ценную прохладу.
Сфинкс толкает носком входную дверь и высматривает торчащую из-за ступенек макушку.
Как Слепой понял, кто именно решил присоединится к его дикой в такую жару прогулке, Сфинкс даже не спрашивает. По шагам, по запаху, по клацанью граблей. По тяжёлым мыслям, неумещающимся в черепной коробке, вырывающимся наружу, бьющимся о стены Дома, задыхающимся и побуждающим ноги встать с прохладной постели и выйти на улицу.
Сфинкс спускается на пару ступенек и пристраивается на нижней рядом со Слепым. Тот скучающе подпирает подбородок ладонью, лениво таращится незрячими глазами в никуда. Сфинксу хочется спросить, какого чёрта он выполз в такую духоту вместо того, чтобы спрятаться в холодном подвале Дома, но кусает себя за язык.
Да понятно, почему.
По той же причине, что и он сам.
— Сфинкс, — недовольно морщится Слепой, чувствуя, как его плеча касается плечо друга.
Сам он на вопросы не отвечает и загадочно молчит, но когда задаёт вопросы он, остальные должны разбежаться и ответить. Сфинкс фыркает. Как же ему, чёрт побери, этого не хватало.
— Иногда, — Сфинкс пожимает плечами. — Наверное, да.
— Ну так не скучай, — бормочет Слепой и поворачивает лицо к нему.
Сфинкс тихо смеётся. Хороший совет, дельный. Слепой ничего не говорит, не делится, но он знает. Знает, откуда вернулся Сфинкс, знает, как долго его не было — ну, это он сам сказал. Знает, что в этом странном месте грабли ожили и стали руками. Замечает, как, забываясь, Сфинкс пытается следовать привычкам, обретённым за шесть непрошедших в Доме лет.
— Не буду, — обещает он, хотя оба знают, что этому обещанию можно не верить.
Оно не настоящее.
Слепой удовлетворённо кивает. Чешет, раздирая покрывшуюся от жары жуткими пятнами щёку, раздражённо убирает липнущие к шее волосы.
— Табаки там твои очки сшакалил. Отказывается возвращать на место, — лениво замечает Сфинкс. — Говорит, ты их всё равно не носишь, а он «видеть это солнце проклятущее не может».
— Пускай носит, — безразлично отзывается Слепой, чуть улыбаясь. — Только не говори, что я разрешил, иначе ему будет уже не так интересно.
Сфинкс щурится на солнце, глубоко вдыхает обжигающий воздух. Ему на самом деле не хочется молчать, не хочется говорить о пустяках. Хочется расспросить Слепого. Хочется узнать больше, но он понимает, что это бесполезно. Всё, что Слепой хотел сказать, он выболтал ещё в Могильнике, когда Сфинкс только вернулся. Рассчитывать ему не на что.
Сфинкс смотрит на окрашенное солнцем небо, пока перед глазами не начинают мелькать пятнышки, а из мыслей его вытягивает чужая голова, устало пристроившаяся на его плече.
— А я ведь думал, что Лось тоже знает, — вдруг тихо шелестит голос.
Сфинкс напряжённо молчит. Слепой заговорил об этом впервые со смерти Лося, до этого заботившись о Сфинксе словно бы по старой привычке, стараясь соответствовать ожиданиям того, кто уже не сможет эти старания оценить. В груди щемит смесью скорби и признательности, когда он понимает, что навязанная привычка присматривать за Кузнечиком у Слепого переросла в искреннее желание быть другом для Сфинкса.
— Как-то я даже попытался пошутить об этом, — признаётся Слепой. — Думал, ему понравится.
Сфинкс поднимает светлые брови.
— Ты? — переспрашивает он. — Пошутить?
Слепой обиженно кривит губы.
— И как Лось отреагировал?
— Положил ладонь мне на лоб, поцокал языком и ушёл, — тяжко вздыхает Слепой.
— Воспитатели ничего не знают, — соглашается Сфинкс.
Слепой с неодобрением качает головой.
— Чёрный Ральф знает, — возражает он. — Будь внимательнее.
Сфинкс морщится. Ральфа поставили к ним с нового месяца, на смену Лосю. Ни он сам, ни дети в восторге не были, но плохо так даже думать, учитывая обстоятельства.
— И что ты ему сказал? — спрашивает Сфинкс. — Лосю. Можешь мне рассказать, обещаю, что не положу ладонь тебе на лоб.
Слепой пожимает плечом.
— В шутках же должна быть доля правды? — неуверенно уточняет он. — Я в этом просто не силён.
Сфинкс настороженно косится на подставленную ему под щеку макушку. Обладатель её ляпнуть мог что угодно, а уж что он мог счесть шуткой — кто его знает.
Шутки Слепого — как песни Табаки, вещь специфически правдивая.
— Допустим.
Слепой вздыхает.
— Ну, я просто сказал ему, что иногда бываю оборотнем, — признаётся он.
========== 27. Не нужно (Табаки, Слепой) ==========
— Ну? Что у вас произошло? Поговори со мной.
Голос над ухом тихий и вкрадчивый. Слова, которые должны звучать елейно и с издевкой, кажутся до противного искренними. Перепачканные невесть в чём паучьи пальцы скребут по ткани пиджака, карябая выступающие позвонки на худой спине. Раздражающе, навязчиво. Табаки поднимается на локте, неуклюже нависает над Слепым, но тот только зарывается глубже носом в подушку. Неужели непонятно? Он не в том настроении, чтобы говорить. Кажется, он предупредил всех об этом, бросив короткое «состояние хреновое», прежде чем взобраться на второй ярус чужой кровати.