Сфинкс давится смешком при виде Шакала, решившего, видимо, взять на себя роль подушки для, как минимум, половины стаи.
Табаки доплетает косичку, закрепляет её. Лорд, на его счастье, по-прежнему крепко спит.
Сфинкс косится на прошлёпавшего мимо них к своей кровати Македонского с перышками в лохматых волосах и отстраненно думает, что из всех присутствующих ему здесь повезло, пожалуй, больше всего.
— Вплету тебе вот эту, — Табаки поворачивается к Слепому осторожно, чтобы не потревожить Лорда, и протягивает вожаку блестящую ниточку.
Слепой щупает ниточку указательным и большим пальцами и снова пожимает плечами.
Единственное, что удерживает Табаки от восторженного визга, это крепко спящий рядышком Лорд.
— Она серенькая, — охотно делится Шакал. — Точнее серебряная, — задумывается на мгновение. — Тебе под цвет глаз.
— Будет у нас седой вожак, — фыркает Сфинкс, лениво поднимая голову и глядя на развалившийся перед ним цирк.
Табаки корчит недовольную рожицу в ответ и отделяет чужие прядки, привязывая ниточку.
— С вами поседеешь, — замечает Слепой и зевает в кулак.
— А ну цыц, — строго бросает Табаки Сфинксу. — Не разбуди мне Лорда. А то он ведь неблагодарный, увидит косички, скандал закатит. Вот такое тебе нравится?
Последний вопрос адресуется уже Слепому, которому Табаки в ладонь вложил длинное раскрашенное перышко. Слепой крутит его в руке, словно выбор и впрямь максимально серьёзный, после чего кивает.
Глаза у Табаки загораются даже ещё большим восторгом.
========== 10. Чашка (Курильщик, Сфинкс, Табаки) ==========
На спящих в четвёртой разве что посуду не ставят.
А нет. Ставят.
Курильщик застывает, не донося до губ зажатую в пальцах сигарету. Табаки, отставив чашку с отравленным мутным молоком кофе в сторону, невозмутимо продолжает вещать. Активно жестикулирует, таращит глаза, не обращает внимания на Курильщика, вытаращившего глаза на него. Лорд и Горбач лениво слушают то, что он там себе рассказывает, Сфинкс, в отличие от них, не пытается лицемерить и демонстративно отвернулся к окну.
Слепой, на спину которому водрузили чашку на блюдечке, продолжает безмятежно дрыхнуть.
Нет, со сдвинутыми по центру комнаты кроватями Курильщик смирился. С тем, что посреди ночи ему может как следует захреначить локтём в глаз Табаки, тоже. Даже с гнусной привычкой Слепого периодически включать свет, когда все привыкают к темноте, и ехидно лыбиться, он тоже уже почти смирился.
Курильщик смотрит на Табаки осуждающе. Самому Шакалу взгляд Курильщика кажется осуждающим двадцать четыре на семь, так что значения он не придаёт.
— Чашка упадёт, — замечает Курильщик, когда Слепой во сне дёргает рукой.
Чашка почему-то не сдвинулась с места. Табаки походу явно поймал дзен и распространил его на свой кофе. Но Курильщик лежит рядом, и ему не очень хочется, чтобы кофе, пускай и холодный, вылился ему на брюки только потому, что кому-то лень дотянуться до тумбочки.
Табаки замолкает.
К Курильщику, заинтересовавшись, наконец, беседой, поворачивается Сфинкс.
— Какая чашка упадёт? — хлопает глазами Табаки и следит за осуждающим взглядом. — А, эта. Не, она не упадёт.
Курильщик отстранённо думает о том, что, не кури он до попадания в четвёртую, определённо закурил бы после.
— Переставь на тумбочку, — нервно просит он, когда чашка снова угрожающе наклоняется к его брюкам.
Он бы сам переставил, но перелезать для этого через Слепого и Табаки к тумбочке? С тем же успехом он мог докинуть её, надеясь, что в конце пути она не разобьётся.
— Тумбочка шатается, — отмахивается Табаки и для подтверждения своих слов хлопает ладонью по тумбочке.
От резкого звука Слепой снова дёргается. Кофе почему-то всё ещё с завидным упрямством держится внутри чашки.
— А Слепой не шатается, — язвит Курильщик, нехотя отползая к краю. Там вообще-то пружинка торчит и неудобно, но, видимо, лучше потерпеть неудобства, чем спорить с этим вот.
— Ну у тумбочки ножка сломана, — Табаки косится на чашку чуть виновато. — Свалится же.
— Чего ты беспокоишься? — ухмыляется Сфинкс, спускаясь с подоконника и подходя к ним. Опускается на край кровати, прислоняется к спинке и пихает коленом ногу спящего. — Слепой не против. Не против же?
Слепой возражений не высказывает.
— Вот видишь, — Сфинкс кивает Табаки, обрадованному поддержкой.
— Но если ты настолько нервная личность, — Шакал наклоняется к Курильщику через Слепого и машет пальцем перед его лицом. — Я, так и быть, пойду тебе на уступки.
Курильщик с облегчением вздыхает, когда Табаки подхватывает чашку и переставляет её на тумбочку.
— Так вот, — поворачивается Табаки. — На чём я остановился?
Слушавшие его рассказ наиболее внимательно стыдливо изучают взглядом потолок.
Красивый.
— На перечницах, — напоминает Сфинкс, безразлично прикрывая глаза и удивляя Курильщика тем, что, оказывается, слушает.
— Точно, — Табаки кивает головой, отчего с волос слетает пёрышко. — Как я всегда и говорю, старая школа намного…
Голос тонет в звоне, обрывая снова рассказ, которому этим вечером явно не суждено закончиться. Табаки дёргается от шума над самым ухом, Курильщик планирует начать курить в третий раз.
Подкошенная сломанной ножкой тумбочка накреняется, позволяя чрезвычайно тяжёлой чашке с кофе весело скатиться на пол.
========== 11. Нужен (Слепой, Лось, Кузнечик) ==========
Слепой к этому не привык. Ощущение нужности какое-то странное. Новое и тёплое — где-то под рёбрами.
Откуда-то с улицы он слышит шелест сочных листьев, навязчивый, раздражающий скрежет сверчка, которого поймать бы за противную лапку и спрятать где-нибудь в кабинете директора, пускай побесится. Слепой почти смеётся от этой мысли, но вовремя спохватывается, когда кашель над ухом прекращается. Он слышит тихий стук — стакан отставляют в сторону, поворачивает голову.
Лось продолжает читать ему вслух. Слепой вертится, устраивается удобнее, стараясь не издавать лишних шорохов, которые могли бы это всё разрушить. Потому что здесь есть, что, пожалуй, разрушать. Колени у старшего жёсткие, но после нескольких ночей на полу под чужой дверью внимания на это не обращаешь.
Лось отложил все свои важные взрослинческие дела, стоило Слепому появиться у него на пороге. Отложил работу, встал из-за стола. Предложил устроиться на своём ужасно старом диване, долго шуршал страницами книг.
— Вот эта тебе наверняка понравится. Я её в твоём возрасте читал.
И Слепой жадно, преданно ловит каждое слово, чтобы книжка наверняка понравилась. Молчит, слушает. Мысль, что Лось бросил дела только для того, чтобы почитать вслух поздним вечером для единственного ребёнка в доме, кто не пошёл на вечерний киносеанс в Кофейнике, греет душу. Греет так, что можно захлебнуться в понимании, что он нужен — не для того, чтобы защитить кого-то, нужен не потому, что без него не могут.
Он нужен этому невероятно всемогущему взрослому просто так — сам по себе.
Голос взрослого низкий, вкрадчивый, чуть с хрипотцой, наверное, долго говорить вслух не так приятно, как долго слушать. Слепой складывает руки на животе, перестаёт ёрзать. Слова стекаются тягучим мёдом во фразы, из фраз складывается неторопливый вечерний рассказ. Где-то этажом ниже гремят киношные выстрелы и восторженный вопль Волка. Большая часть детей проводит лето вне Дома, а оставшихся всё же надо как-то развлекать, чтобы со скуки не сдохли.
Слепой зевает, закрывая рот ладонью, ловит себя на мысли, что, наверное, сейчас Лось обидится на его сонливость. Захлопнет книжку, подтолкнёт коленом, чтобы поднял лохматую немытую голову. Слепой замирает, как зашуганный зверёк, готовый уйти по первому же полунамёку.
— Разморило?
Голос добрый, негромкий и ласковый. Немного насмешливый, что простительно. Слепой мотает головой. Ничего его не разморило.