Наверное, в моем молчании сомнение как-то проявилось.
Злюсь недолго. Бледный за моей спиной продолжает полусонно шататься. Все силы потратил на эти ваши эмоции, и теперь, кажется, хочет только лечь спать обратно, вцепившись в меня своими паучьими лапками. И катился бы ты, Сфинкс, куда-нибудь до ближайшего утра со своими вопросами.
Он ничего не говорит, но я слышу его осуждение. С его точки зрения, наверное, это всё выглядит так, словно я зря психую, хотя посмотрел бы я на него в той же ситуации.
— Мы не станем это обсуждать. В следующий раз просто дай мне себя вытащить, хорошо?
Чувствую на плече его холодную ладонь. Морщусь.
Киваю.
— Это уже в твоих силах, — говорит он. — Вполне.
Я поворачиваюсь к нему. Укладываюсь снова: злость сошла на нет, выбеленная прозрачным светом луны. Слепой ложится рядом тут же, зарывается носом мне в майку и снова пытается обнять.
На него непохоже. Затыкаю совесть.
— Меня не было шесть лет, — тихо шепчу я, зная, что он мне навредить не сможет. И никого не позовёт.
— Шесть?
Киваю. Слепой думает какое-то время. Может, не хочет меня выводить, может, боится, что за такой период я стал совершенно другим человеком. Я бы на его месте подумал об этом. Ему навязал заботу обо мне Лось, но он всё ещё здесь, хотя и не должен.
Жду, что он на это скажет. Как отреагирует. Удивится? Испугается?
Наглец безразлично зевает, утыкаясь лицом в моё плечо.
— Много, — выдаёт, наконец, он.
Смеюсь.
Он прав.
Много.
Комментарий к 15. Шесть лет (Сфинкс, Слепой)
*учитывая, сколько раз мне приходило в ПБ сообщение об ошибке, чувствую, что должна пояснить этот момент. я помню, что у сфинкса нет рук, я даже помню, что слепой - слепой. в предложении про ладонь имелось ввиду, что сфинкс за шесть лет на изнанке привык к тому, что там у него руки были, и попытался подтолкнуть слепого рукой, которой уже в доме нет.
========== 16. Поохраняю (Табаки, Слепой) ==========
Музыку наш вожак слушает редко. У него на это барьер какой-то, хотя всем очевидно, что любит. А кто не любит? Все любят. Я вот люблю. И слушать люблю, и петь. А ещё лучше — горланить во все горло, чтобы все кошки на вой сбежались. Правда, тогда Лорд начинает нервничать, но он нервничает всегда, поэтому это ограничение скорее условное.
Падаю на кровать. В комнате тепло, за окном метель, а в тусклом свете под потолком — все такое оранжево-ламповое. Глаза сами так и закрываются. Стоически держусь. «Илиада» сама себя не перечитает, хотя не уснуть под неё кто-то счёл бы двойным подвигом. Укладываю голову поперёк чужого локтя. Слепой тут же дёргается и поднимает голову. Вынимает из ушей наушники и обеспокоенно прислушивается.
Ай.
Потревожил.
Я как-то в этой темнотени и не увидел, что у него эти беруши в ушах, думал, просто отдыхает после своих лесных охот за мышками. Ну или спит. Кто его знает.
— Спокойно, — заверяю его. — Я тут с тобой полежу, за компанию.
— Табаки, твою мать, — бурчит Слепой и укладывается обратно на подушку.
Меня кстати со своего локтя не сталкивает. Ну и замечательно. Довольно улыбаюсь и вытягиваю над собой руки. Ни черта в таком свете буквы не видать. Надо бы сказать Маку, чтобы лампочку поменял. Но для этого лампочку сначала надо достать. Значит, сначала надо сказать Маку, чтобы он сказал Крысе, что надо достать лампочку, потом сказать Маку, что её надо поменять.
Интересно, сколько Македонских нужно, чтобы поменять лампочку?
«Илиада» укоризненно пестрит на меня своими мелкими буковками. Размышления отвлекают от чтения: вечная проблема!
Задираю голову, кошусь на Слепого. Он редко слушает музыку, тем более через наушники. Воплощение: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. Поэтому так напугался, когда я его задел. В общем, зрелище редкое. Смотрю с интересом. Глаза у него плотно закрыты, будто спит, брови чуть нахмурил: всё-таки опасается. Ну да, не очень-то расслабишься, отрезав себя от мира.
— Слепой, — зову и для верности толкаю в плечо.
Тот вынимает наушник.
— Я тебя поохраняю, — лыблюсь так широко, чтобы улыбку в голосе можно было услышать.
Слепой не сразу понимает, о чём я. Ну или делает вид. Второе, полагаю, более верно.
— Премного благодарен, — фыркает он.
Но я-то его знаю, ирония напускная. Он снова падает лицом в подушку. Подумав, протягивает один наушник куда-то левее от меня. Хочет послушать музыку со мной! Приятно. Хватаю наушник, немного разочаровываюсь в музыкальных вкусах нашего вожака, но виду не подаю. Даже пытаюсь подпевать через куплет. Незнание слов меня не особо останавливает, а то, что никто не просит заткнуться — тем более раззадоривает.
Не удерживаясь, поглядываю на проявление огромного доверия к моей персоне.
Глаза у этого проявления открыты, но лицо отрешенное. Понаблюдав за ним больше пары секунд, подмечаю, что с выводом об открытых глазах поторопился. Моргает он как-то медленно. И с большими перерывами. Знаю я это состояние, когда глаза начинают слипаться, и момент, в который они в конечном счёте закрываются, ты благополучно пропускаешь. Возвращаю ему наушник — хватит с меня на сегодня такого чудесного безвкусия. Сам не отстаю: зеваю во весь рот и устраиваюсь удобнее. Но нет, спать не буду. Обещал же поохранять чужой сон. Тем более я уверен, что если Сфинкс сейчас вернётся и застанет наше сонное царство, всех распинает в праведном гневе.
Откладываю книгу в сторону, складываю руки на животе, смотрю в потолок. Увлекательнейшее занятие, особенно если он весь в трещинках, а между ними гуляют причудливые тени.
«Илиада» непрочитанная потом как пить дать мстить мне будет.
========== 17. Кличка (Лось, Слепой) ==========
— А что у него с глазами?
— Да! У него что, зрачков нет?
— Да есть, они просто белые. А почему так, Лось?
Он, если честно, и без понятия, что у него с глазами. Вцепился в рукав взрослого, смиренно ждёт, когда тот доведет его, наконец, до кабинета, о котором говорил. В коридоре их тормозит шпана. Он вслушивается, принюхивается. Повисающая после череды вопросов тишина шумно хлопает носом, шаркает по пыльному полу кедами.
Взрослый над его головой тишину нарушает.
— Он слепой, — объясняет он.
Тот, которого только что окрестили, вздрагивает и с любопытством поднимает голову на того, кто неосознанно дал ему новое имя. Слепой это чувствует сразу. Так же, как почувствовал вибрацию, приятную прохладу Дома, когда они только подъехали.
Мальчишки тянут на разный лад понимающее «а-а-а», и ладони, сжимавшие плечи Слепого, подталкивают его вперёд. Дальше по коридору, затем по скрипучим ступенькам — наверх, в два пролёта.
— Проходи, — голос мягкий, добрый. — Садись.
Слепого снова слегка толкают. Он послушно опускается на диван. Проводит ладонями по приятно бархатной обивке.
— Мне нужно кое-что тут уладить, потом проведу тебе экскурсию, — обещает его взрослый, которого мальчишки назвали Лось. Слепой до этого не слышал кличку, но усвоил её сразу же, как принял новое, данное ему имя.
— Те ребята зрячие?
— Да, — в голосе грустная усмешка. — Поверь, компания, тебя встретившая, достаточно пестрит и без слепоты.
Слепой кивает. Он примерно понимает, что имеет ввиду Лось. Он уже говорил об этом месте, но и в своих попытках его представить себе перед сном Слепой не мог и подумать, что место, в которое его переводят, будет… говорить с ним.
Он расслабленно откидывается на спинку дивана, всем своим видом выражая крайнее удовольствие от того, что здесь оказался. От шуршащего бумажками Лося это не укрывается. В голосе слышна тёплая улыбка, о которой Слепой пока только догадывается подсознанием.
— Нравится тут?
— Да.
Они молчат, пока старший заканчивает свою работу. Чем бы она ни была, занятие это муторное, утомительное и очень долгое. Слепой терпеливо ждёт и, как только слышит, как Лось поднимается из-за стола, тоже выпрямляется. На плечо снова ложится ладонь.