Говорят, что признание проблемы — первый шаг к ее решению. Значит, пришло время второго шага.
Опоздала. Понимаю это еще до того, как открыла дверь и переступила порог квартиры. Уже потом замечаю обилие обуви в прихожей и верхней одежды на вешалках. С кухни тянет запахами приготовленной еды, в одной из комнат раздаётся смех Ильи и звучный голос Сергея.
Несмотря на отсутствие звонков от матери, морально я была готова к подобному повороту событий, но почему-то все равно веду себя максимально тихо, старясь не шуметь, чтобы отсрочить неловкий момент.
Сняв кроссовки, беззвучно крадусь в сторону комнаты, откуда раздается шум. Мне жизненно необходимо подхватить на руки Илюшу, крепко прижать к себе и вдохнуть его обожаемый запах.
Уверена, одно это придаст мне сил, чтобы справиться со всем дерьмом, что польется на меня в ближайшее время. Я не имею в виду маму и Сергея, на их счет я более-менее спокойна. Они не станут лезть в мою жизнь со своим авторитарным мнением, в грубой форме навязывая свою точку зрения.
— Пришла? Зайди-ка на кухню, — мамин голос застает меня врасплох, заставив подскочить на месте. Похоже, не только я тут умею бесшумно перемещаться.
— Садись за стол, кормить буду, — плотно прикрыв за мной дверь, командует мама.
Пока я мою руки в раковине, она накладывает мне целую тарелку свежеприготовленного пюре с мясной подливкой. Пахнет и выглядит — просто божественно. Когда папа был жив мама очень любила готовить и делала это виртуозно. Хорошо, что старые навыки и таланты удалось восстановить после длительной алкогольной зависимости.
— Мое любимое блюдо, — признаюсь я, усаживаясь на стул. — Вкус детства. Ничего лучше не ела.
— Вот еще сливовый компот, — поставив передо мной кружку, мама снимает фартук и занимает стул напротив. Выражение лица обеспокоенное и напряженное. Меня ждут вопросы. Много вопросов.
Вооружившись ложкой, с жадностью набрасываюсь на еду. У кого-то от стресса кусок в горле не лезет, а у меня сегодня все с точностью до наоборот. Голодная как волк.
Пока я утоляю аппетит, мама не сводит с меня пристального взгляда, периодически покачивая головой и горестно вздыхая. Она терпеливо дожидается, когда я закончу с припозднившимся завтраком и только потом переходит к допросу.
— А теперь рассказывай, Варь.
Вопрос отнюдь не риторический. Отвечать придется в любом случае, но как же хочется хоть на минутку оттянуть надвигающийся Армагеддон. Всегда ведь можно соврать, что вышла с утра на прогулку или в аптеку, например, решила сходить.
— У меня роман с женатым мужчиной, мам, — в лоб выдаю я.
Фух, а это оказывается не так сложно — говорить правду близкому человеку, глядя ему в глаза. Ощущение словно камень с плеч упал. Вот бы сохранить этот настрой до откровенного разговора с Владом. Эх, вряд ли получится. Сейчас это так — репетиция перед главным сражением. Сердце болезненно сжимается, отрицая сам факт, что сражаться все же придется. Хотелось бы иначе, но…
— Давно? — тяжело вздохнув, уточняет мама. Слава Богу, я не вижу в ее глазах ни осуждения, ни упрека. Растерянность, беспокойство — да. И это утешает, придает сил.
— Несколько дней, — отвечаю, не отводя взгляд.
— Это тот мужчина, с которым ты обнималась на парковке?
Я обречено киваю. А смысл лукавить? Она еще тогда все поняла. Мамы они такие — всегда чувствуют, когда с их чадом что-то не так.
— И это снова Максим Красавин… — качнув головой, задумчиво произносит мама. О чем я и говорила. Мне даже подсказывать не пришлось.
— Да.
— И что у вас? Все серьезно или …? — с высоты прожитых лет мама зрит прямо в корень проблемы.
— Не знаю, — не кривая душой, отвечаю я. — Мы ничего толком не обсуждали.
— Ясно, — в голосе матери слышится заметное облегчение. — Это хорошо, что не обсуждали. Значит, все зашло не слишком далеко. Владу об этом твоем романе знать не нужно, Варь. Я знаю, что ты у меня девочка неглупая и сама понимаешь, что рушить семью ради минутной страсти — огромная глупость. У вас с Владом сын, стабильный брак, общее нажитое имущество…
— Мам, ты не поняла, — перебиваю, тряхнув головой. — Я его больше не люблю.
— И что, Варь? Многие семьи так живут, причем до глубокой старости. Кому, вообще, сдалась эта любовь? Что от нее хорошего? Одна маета, да и только.
— Тебе нужна, — мягко говорю я. — Ты же любишь Сергея?
— Милая моя, это совсем другое! В наши годы…
— Да не важно, мам, какие годы! — Горячо оспариваю я, для пущей убедительности приложив ладонь к груди. — Любовь она и в восемьдесят лет любовь. А если ее нет, то зачем, вообще, жить?