— Варя? Что у тебя с лицом? — из гостиной выглянула удивленная Светлана Олеговна.
Грубо оттеснив ее сторону, я ворвалась в комнату и замерла…
Илья был здесь. Никто его не похищал и никуда не увозил. Он спокойно сидел на коленях у Влада и увлеченно что-то ему рассказывал, тыкая в свой телефон. Привалившись к стене, я размазала по щекам растекшуюся тушь и обессиленно сползла на пол.
— Мам, почему ты чумазая?
Илья слез с коленей отца и подошел ко мне. Я вцепилась в него обеими руками и сжала так, что он жалобно запищал, а потом осыпала любимую мордашку поцелуями и снова крепко-крепко обняла.
— Дождик, мой хороший, — сипло прошептала я. — Смыл всю мамину красоту.
— Надо было зонтик взять. Что ты как маленькая, — приложив маленькие ладошки к моим щекам, Илюша попытался стереть грязные разводы. — Вот теперь лучше. Ты снова красивая, — просиял он с улыбкой, и я зацеловала каждый крохотный пальчик и опять прижала к себе.
— Мы уходим, — взглянув поверх его головы в потемневшие глаза мужа, подхватила сына на руки и двинулась в прихожую.
Меня никто не останавливал и ничего не объяснял. Влад не произнес ни слова в свое оправдание. Его родители тоже сохраняли гробовое молчание. Я не понимала ради чего был разыгран этот жестокий спектакль. Чтобы напугать? Отомстить? Причинить боль? Им удалось. Я была напугана до чертиков и задыхалась от боли.
Словно почувствовав мое состояние, Илюша всю дорогу до дома вел себя тихо и не вертелся. Вести машину было непросто, но я помнила, что везу самое дорогое, что у меня есть и постаралась максимально сконцентрироваться на управлении автомобилем. К концу пути меня немного отпустило, но я еще не знала, что Грудинины успели наговорить Илье, пока я торчала в проклятой кофейне.
— Это правда, что ты бросила папу и нашла себе другого дядю? — неожиданно спросил Илья, когда я укладывала его спать. — И теперь он увезет тебя в Африку, чтобы кормить бегемотов и охотиться на львов?
— Это тебе папа сказал? — мой голос предательски сел.
— Баба, а папа ничего не говорил и у него были мокрые глаза. Я никогда не видел, чтобы папа плакал. Он же не маленький. Да, мам?
— Нет, малыш. Твой папа большой и сильный. Просто ему сейчас очень тяжело. Но все наладится, Илюш, — задушено прошептала я, погладив сына по щеке.
— Я понял, — лица сына осветилось широкой улыбкой. — Когда я упал с самоката мне тоже было очень больно. Я не хотел плакать, но не удержался. Но потом все быстро прошло. И у папы так же, да? Просто он очень сильно ударился.
— Да, — сдавленно кивнула я. — Очень-очень сильно.
— А тот дядя… — Илья насупил брови, и совсем по-взрослому посмотрел мне глаза. — Это Максим?
— Да, мой хороший.
— Он возьмет в Африку только тебя? Или мне тоже можно с вами?
— Илюш, чтобы не случилось, мы никогда с тобой не расстанемся. Ты мой любимый сыночек, помнишь? — сердце разрывалось на части и выскакивало из груди, но я изо всех сил старалась не разреветься.
— А как же папа? — тихо спросил Илья.
— Он будет рядом. Часто-часто. — пообещала я.
— Папа тоже поедет с нами в Африку? — в глазах сына промелькнула радость. А мне словно штырь под ребра вогнали. Невыносимая нестерпимая боль, которую ничем не унять.
— Зайчонок, про Африку бабушка пошутила. Но мы обязательно съездим туда в отпуск, — сипящим шепотом выдавила я.
— И папу возьмем? — с надеждой воскликнул Илья.
— Нет, милый. Папа больше не будет жить с нами, — прозвучали самые тяжелые слова, но я не могла их затолкать обратно, потому что невозможно бесконечно лгать. Рано или поздно мне бы пришлось сказать сыну правду.
— Потому что теперь с нами будет жить Максим? — Илья снова нахмурил брови.
— Возможно, но я…
— Уходи, — сын отпихнул меня своими маленькими ручками и с головой спрятался под одеяло. — Бабушка права, и ты бросила папу, а потом бросишь и меня.
— Никогда, Илюш, — я ринулась к нему, и вытянувшись рядом, прижала к себе. — Ты мое маленькое солнышко, мой любимый сыночек, мой самый сладкий зайчонок, — тихо шептала я, глотая слезы и укачивая сына в своих руках пока он не заснул.
Наверное, это стало последней каплей в чашу терпения, которая разнесла все мои оборонительные рубежи… Встав с кровати, я тихонько вышла из детской, и уединившись в ванной, взяла в руки свой телефон. Открыв нашу с Максом переписку, я невидящим взглядом уставилась на экран. Строчки последних сообщений расплывались перед глазами, молчаливые слезы ручейками стекали из глаз и капали с носа и подбородка. Мои пальцы дрожали, сердце рвалось из груди. Я набирала, стирала и снова печатала текст. Слова казались сухими, обезличенными, ни на йоту не отражающими того, что пылало и плакало в моей душе. Сдавленно всхлипнув, я задержала дыхание и нажала значок «отправить»: