Нет-нет-нет. Нет?
Да.
Мордред и Моргана, да!
Гермиона почувствовала приступ тошноты от своих действий, но изменить почему-то ничего не могла.
Драко, этот невозможный придурок, что несмотря на всё происходящее каким-то образом очутился на её стороне и до сих пор там оставался, извивался от боли из-за пыточного заклинания, которое исходит от её волшебной палочки.
«Это всё не реально»
Ведьмино счастье –
До смерти биться
И возродиться,
И отомстить!
Она чувствовала себя двояко: ей было тошно от самой себя, но при этом она ощущала мрачное удовлетворение. Будто бы её бессмысленная боль стала отомщена. Отомщена?.. За что? За глупые детские обиды? Это нелогично. Он сделал для неё куда больше хорошего, чем она сама. Он не даёт ей потерять себя.
Ведьмино счастье –
Сорвать засовы,
Разбить оковы,
Поймать прибой!
Всё в округе цветёт алым. Ярко красные разводы странно смотрятся на чёрно-белой картинке мира, где цветным являются только волосы и глаза её жертв, да их же кровь.
Монстр. Убийца. Тварь.
«Это всё нереально»
И услышит закат рябой
Одиночества ведьмы вой,
Вечность боли и красоты –
Счастье ведьмы познаешь ты…
А они кричат от боли, и девушка сгорает внутри с каждым их надрывным стоном.
Сколько можно продолжать пытать их?
Сколько может это продолжаться?
Она не знает, сколько. Но для неё это всё – будто целая вечность.
Но что самое худшее – части её это нравится.
«Это всё нереально»
Рассыпая безумный смех,
Совершишь первородный грех,
А увидишь, что смотрит Бог –
Превратишься в незримый вздох…
Но однажды всем надоедают их старые игрушки, это же случилось и в этот раз.
Когда Гермиона была маленькой девочкой, мама и папа – её приёмные мама и папа – часто водили её в церковь. Ну, не то чтобы часто. В конце концов они были дантистами и довольно занятыми людьми, так что назвать их сверх-верующими людьми было сложновато, но раз в месяц в воскресный денёк они вырывались с ней-ребёнком в церковь на часок. Позже это прекратилось. Не потому, что верить стали меньше, нет, но…
У магглорождённых магические выбросы начинаются позже чистостокровок и полукровок. Суть тут не в собственной силе, а скорее в осознании обыденности Магии и принадлежности к ней. А ещё в принадлежности к Роду. Память предков, их сила и знания, превращённые в чистую энергию и помещённые в не совсем простой кусок камня или минерала, пропускает особую Магию – Магию Рода. Эта Магия отмечает всех потомков Рода, будто бы соединяя их, опекая и защищая до поры до времени. Поэтому у таких детей, в отличии от магглорожденных, выбросы начинаются раньше, ведь для них это является чем-то нормальным.
Её выбросы начались раньше, чем у магглорождённых, но позже, чем у полукровок, знающих о Магическом Мире, и чистокровных. И, признаться честно, Грейнджеров это напугало до чёртиков.
Но они приняли её. Приняли и поняли такой, какой она есть.
Но о походах в церковь пришлось забыть. От греха подальше.
Но общее представление о Боге и вере в него у Гермионы есть. И Рай ей явно не светит.
Сначала Дамблдор, но он хотя бы был пред ней виноват, хоть она и не имела никакого права вершить самосуд. Но обещание – хоть и данное в состоянии шока, растерянности и аффекта – обещание, хорошо?
«Не надо…»
Но сейчас рука дрожит, а может Блэквуд просто кажется. Первый смертоносный зеленый луч летит, что парадоксально, в Гарри, и тот падает замертво.
«Это всё нереально»
Забавно, Авада тут тоже имеет цвет. Зелёный, изумрудный. Как и уже безжизненные глаза мёртвого теперь юноши.
Драко на очереди.
«Нет!»
Серые, как грозовое небо, глаза смотрят упрямо и с какой-то надеждой.
«Стой!»
Глупый, какое милосердие может проявить бессердечный монстр?
«Прекрати!»
Нет смысла ожидать опущенного в капитуляции оружия-палочки и сочувствующего сожаления к жертве от той, кто только что убила своего лучшего друга.
Как её только земля носит?!
«Это всё нереально»
Уверенная хватка на рукоятке магического проводника, полубезумная улыбка, бесовщина и жестокость в глазах – Гермиона видела себя будто со стороны. Кажется, она кричала. Звала на помощь, говорила всякие наивные слова – так же беззвучно, как и до этого. Что-то не пускало её, не позволяло хоть как-то повлиять на происходящие события, мешало прекратить эти жестокости.
Что-то упрямо пыталось показать ей всё это.
Показать её саму.
«Это всё нереально»
Теперь, кажется, рука всё же дрожит, замирая в неуверенности. Первое слово и два слога второго, составляющие заклинание, произносятся медленно, растягивая звуки, но позже всё же замирают, так и не произнеся вслух последний слог, отделяющий блондина от смертельной опасности. Заклинание слабым зелёным огонёчком заморгало на конце её волшебной палочки, будто живое, но ощущение жизни в нём – всего лишь мираж. Оно несёт смерть – не иначе.
Известен лишь один случай, когда после Авады выжил человек.
И этот человек мёртв. Убит несколькими минутами ранее. Её рукой.
Заклинание наконец догорает, и девушка чуть встряхивает волшебную палочку, будто скидывая с неё остатки магических искр.
Неудачная попытка? О, нет.
Сумасшедший смех.
Она играла с жертвой в кошки мышки, давая надежду на жизнь и тут же её отбирая.
С Поттером такой трюк провернуть было бы нереально, да и не интересно – слишком уж он гордый, да и утратил он веру в светлую и добрую Гермиону, что максимум могла ударить друга учебником или пособием по голове, когда тот без спроса начинал списывать или говорил уж совсем несусветную глупость.
А вот Малфой… Мальчишка-Пожиратель сам не знает во что ввязался, когда начал общаться с ней без своего привычного презрения и злобы. Его защитный механизм… как иголки у ёжика. Забавно, что именно она смогла разрушить ту стену, что он построил. Ещё более интересно то, что он подпустил её слишком близко ещё до того, как узнал об обновлённом статусе её крови.
Глупый, наивный несмышлёныш. Разве монстров впускают в своё убежище собственноручно?
Теперь он явно будет сожалеть. Впрочем, поздно спохватился.
«Я не хочу…»
— Авада… - произносят уверенно жестокие слова непослушные губы будто чужие. Гермиона, вынужденная наблюдать за полным крахом своих моральных устоев и грядущим убийством последнего дорогого ей человека уже не кричит – беззвучно возносит небу молитвы всё это прекратить. Гарри и Драко – единственные ради кого она продолжала сражаться, хотя давно уже была не то чтобы мертва, но изменена внутри до неузнаваемости. И что теперь? Гарри убила её же Авада, а Драко постигнет та же участь… - Кедавра!
Зелёная вспышка заклинания мелькнула, и Блэквуд в испуге зажмурила глаза.
«Этого не может быть…»
Что она наделала?!
Тут же вернулась способность контролировать тело, и девушка сорвалась с места, на ходу открывая глаза…
Да так и замерла.
Драко, совершенно живой и здоровый Драко, улыбался устало, но не выглядел напуганным ни капли, будто знал, что она не сделает этого, не оборвёт его жизнь.
Ей бы такую веру в себя.
Для изумрудно-опасного заклинания мгновенной смерти нужно то, чего ей, к счастью, не хватило – желание чужой смерти и уверенность в ней.
Гермиона налетает на него, с силой сжимая в объятиях, превращая это проявление заботы в попытку удушения, и счастливо смеётся. Блондин шипит от боли в стиснутых рёбрах, но подхватывает её веселье.
Это просто невероятно!
Выдохшись, она отпускает друга? и с горечью смотрит на тело Гарри, лежащее на чёрных каменных плитках пола в неестественном положении.
— Это всё ведь не взаправду? – стараясь не поддаваться отчаянью и безжалостной вине, чьи щупальца уже потянулись к ней, спросила девушка.
Драко поддерживающим жестом сжал её руку в своей и, грустновато улыбнувшись, отрицательно покачал головой.
Тело Гарри, будто иллюзия, а может это она и была, стало исчезать во мраке – время её пребывания здесь уже завершалось.