Но… нет. Она не держала гордо поднятую вверх руку. Она не жаждала, вопреки своему обыкновению, ответить на его вопрос. Она была слишком, слишком, задумчива. И, казалось, даже не слушала учителя.
Правда, через секунду тишины, она подняла свою голову, отбрасывая непослушные волосы назад, открывая горящие упрямством глаза, и её рука взметнулась вверх.
Просто дай себе пожить. Чуть-чуть. Совсем немного. Не кори себя раньше времени. Не кори. Ты ещё ничего не совершила.
Кивок профессора, и она встаёт со своего места.
— Заклинание Затмения наносится на какой-либо предмет, за исключением маггловской техники, для того, чтобы после, попав к кому-либо, сделал так, чтобы этот кто-либо перестал видеть на некоторое время. Время ослепления длиться от минуты до трёх после того, как человек выпускает из рук заколдованный предмет. Заклинание Затмения относится к лёгким проклятьям, не запрещённым Министерством Магии, а также это заклинание используется очень редко.
— Превосходно, мисс Грейнджер. Пять балов Гриффиндору. А теперь…
Она садиться за парту, вновь утыкаясь в свои старые записи, всё равно не видя их, и не слушая учителя. Всё равно практика будет на следующем занятии.
***
Трансфигурация. Вроде бы это её любимый предмет, но…
Везде это «но». Оно не нужно людям, но без него никак. Вообще. Нет не одной вещи, где бы это «но» не фигурировало.
«Но» … Люди всегда и везде ставят условия. Даже там, где они не нужны совсем. Ставят в рамки. В рамки, которых на самом деле нет. Вгоняют в границы. В границы, которых и вовсе не должно существовать.
А её «но» очень и очень просто.
Разве вы не потеряете вкуса жизни после того, как вам сказали, что вся ваша жизнь ложь? Что ваши родители на самом деле таковыми не являются? Приёмные. Гермиона Джин Грейнджер. Чужая фамилия. Чуждое ей второе имя. Она чужая, совершенно чужая… Даже для самой себя. Что ваши настоящие родители убийцы со стажем и опытом работы в небезызвестной организации Пожирателей Смерти? Убийцы. Люди, что с лёгкостью отнимают жизнь. Только почему-то она не испытывала ненависти к ним, не чувствовала отвращения. Только щемящую сердце грусть, печаль и жалость. Ей было действительно жаль, что всё получилось именно так. Что их убил Дамблдор? Что он же сказал тебе убить его? И ты согласилась. Осознанно. Потому… Почему? Она сама не знает. Что ты станешь убийцей?
Всё так глупо, почти нереально. Невозможно. Эфемерно.
И из-за этого в груди ворочается что-то.
Что-то… странное.
Это странное чувство, когда хочется кричать, вопя от распирающих тебя эмоций, плакать навзрыд так, чтобы слёз больше не осталось, сжать челюсть так, чтобы зубы, скрежетав друг об друга, превратились в мелкое месиво, расцарапать ногтями грудь, смотреть, как алая кровь капля за каплей покидает твоё тело из нанесённых себе ран, унося за собой и твою жизнь.
Жалкую, жалкую жизнь.
Короткую, и такую неимоверно глупую и донельзя логичную.
Каждый шаг по плану. Только…
Теперь ты будешь следовать по плану директора. По не известному тебе плану. И убьёшь его.
Каждый шаг, каждое слово, каждое движение, каждый взгляд…
Всё до последней запятой продуманно.
Но… вот только продуманно не ней.
— Мисс Грейнджер, может быть вы будете уделять больше времени моему уроку? – Минерва Макгонагалл сурово поджала губы, с негодованием смотря на Гермиону.
Её, как не странно, не смутило поведение её лучшей ученицы. Ни поведение, ни отсутствующий взгляд, ни не здоровая бледность. Минерва вообще почти всегда была неимоверно слепа в плане проблем своих подопечных-львят. Это, конечно, иногда кстати, но не всегда. Но в данном случае, так даже лучше.
И почему-то в этом «мисс Грейнджер» она больше не слышит того, что заставляло её не только уважать Декана Гриффиндора, но и боятся.
Что-то внутри со слабым звуком растаяло.
Девушка с вызовом взглянула на профессора, но этого дерзкого жеста не заметил никто, а затем взглядом указала на её уже готовую работу, которую она, в отличии от всех остальных, завершила ещё десять минут назад.
— Извините, профессор, но я всё.
Глаза Минервы слегка расширяются от удивления.
Но в этом ничего удивительного нет. Она же готовилась. Как всегда. Как каждый раз. Как каждый чёртов раз.
— Отлично, мисс Грейнджер, пять балов Гриффиндору. – чётко выговоренная фраза, и Макгонагалл отворачивается от Гриффиндорки, даже не замечая изменений в её поведении, не замечая её болезненного внешнего вида. Не замечая ничего. Совершено ничего. Но так лучше. Так легче. Так и должно быть.
***
Гарри и Рон переглядываются друг с другом, а потом кидают взгляд на Гермиону. В руках у Поттера книга Принца-Полукровки, а от Грейнджер так и не поступило не единого предупреждения опасности этого самого предмета.
Девушка явно на автомате мешала своё зелье, добавляя в котёл нужные ингредиенты, даже не смотря в сторону мухлюющих друзей.
Злость распирала её. Злость на себя. На Дамблдора.
В чём заключается смысл его дурацкого плана? Умрёт он, и Гарри окажется, как на ладони. Умрёт он, и Гарри может потерять надежду. Умрёт он, и Гарри… что? Много чего. Но хуже всего то, что он будет ненавидеть её, Гермиону-не-известно-как-пока-что-для-всех-Грейнджер, за это. За её ужасный поступок. За то, что она убьёт Дамблдора.
Она вылила зелье в колбу, написала на ней своё имя, и, поставив колбу на стол, сразу же вышла из класса.
Молча. Не обращая внимание на непонимание её мальчишек. Не обращая внимания на всё остальное. Просто несясь в библиотеку. Книги всегда успокаивали её, она надеялась, что так будет и на этот раз.
Запах воска свечей, пыли, старинных книг, пергаментов, чернил… Всё это казалось таким родным. Скрип пера, шуршание страниц, собственное тихое дыхание… Таким необходимым.
Правильно, Гермиона. Наслаждайся. Пока можешь.
Девушка закусила губу, переведя взгляд на следующую строчку.
Она читала так, как только одна она умела. Буквально врываясь в самую суть, вгрызаясь в знания, читая по вертикали, будто бы пропуская слова, но на самом деле улавливая лишь их истинный смысл.
— Ты не была на обеде и ужине. – голос Гарри заставил Гриффиндорку вздрогнуть, оторваться от старинного фолианта перед собой, и посмотреть на юношу. – Почему?
Не была на обеде и ужине… Действительно, почему? Может потому, что всё происходящее медленно, но верно убивает её. Будто это конец, пьеса отыграна, занавес закрывается, а ты, не уследив за сценарием, пытаешься уловить потерянный момент, не в силах взять и избавиться от навязанной тебе роли, послушной марионеткой падая вниз. В самую пропасть. В саму бездну. Чёрную, широкую, бесконечно глубокую. А ведь так и будет. Только вот кукловод упадёт ещё раньше, убитый своей же куклой. По его же просьбе. А потом игрушка также рухнет следом. Она рухнет следом. Гермиона рухнет следом.
— Я не голодна. – она не хотела врать ему, но, если Гарри вобьёт себе что-то в голову, спасенья не будет.
— Что-то случилось? – он сел напротив девушки. – Ты сама не своя. Игнорируешь окружающих, замыкаешься в себе.
— Я просто устала, Гарри.
— Это из-за обязанностей старосты?
— Как видишь. – она взглядом показала отчёт, что почти не осознанно, на автомате, сделала для профессора Макгонагалл часа так два назад.
— Ясно. – он торопливо вынул из кармана два зелёных яблока и положил их на стол перед Гермионой, тут же смутившись. – Я… это… принёс, ты всё-таки не ела, вдруг проголодаешься.
— Спасибо, Гарри. – она покрутила в руках одно из яблок и впервые за сегодня улыбнулась по-настоящему искренне.
Действительно, стоит себя отпустить. Хотя бы на чуть-чуть. Забыться. Вспомнить о своём ужасном обещании лишь в конце года, непосредственно перед самим выполнением обязательств, перед самим убийством. Но что-то подсказывало ей, что она не сможет так. Не сможет улыбаться, врать глядя в глаза друзей, не сможет изолировать от самой себя ту часть сознания, что буквально вопит о том, что это всё большая ошибка, что она совершит ужасную глупость. Просто не сможет. Ведь как бы быстро вы не бежали, от себя не убежишь. Никогда. Нигде. Никак.