Отпустили наконец.
И следом за своей чумной сестрой я побежала. Через расчищенный асфальт было пусть и длиннее, но зато куда быстрее. Даже спотыкаясь и два раза свалившись, я догнать её смогла, перехватила у самого корпуса.
— Женя!
Я одела на неё, как когда-то в детстве одевала она меня, фуфайку.
И в дикие, горящие ужасом глаза, заглянула.
— Он мне пообещал, что я всё равно пойду с ним на свидание, — зубами Енька отстучала… сердито, моргнула и головой, стягивая у горла края ватной куртки, тряхнула. — Я ещё не согласилась, так что пусть только попробует помереть! Придурок!
Придурок, из-за которого всю осень она злилась, пряталась и бесилась. Она жаловалась, сжимая кулаки, Ваське, мне и маме с Адмиралом, что посмешищем на всю больницу «придурок и романтик ущербный» Князев её сделал.
Все зубоскалили и оставляли за спиной смешки. Обсуждали, высказывая ценное мнение, и делали ставки, что в очередной понедельник, а затем пятницу Князев принесет неприступной Евгении Константиновне.
Сколько времени прождет.
И договорится ли со своими, чтоб в Женькино дежурство очередного клиента на освидетельствование самому притащить.
Жека и Женька.
Идеальная пара.
— Сегодня Самойлов дежурит, он хорошо оперирует.
— Вот скажи, каким идиотом надо быть, чтоб под пули лезть⁈ Чего он вообще поперся в эти органы? Нариков он ловит! Тоже мне, гроза местных Эскобаро. Что, нельзя было другую профессию выбрать?
— Офисной крысой?
— Да!
— Ты таких ещё на дальней дистанции взглядом отстреливаешь.
— А этого с ближней прибью, — Женька шипела разъяренной кошкой, но успокаивалась.
А потому о том, что её прибью прозвучало как люблю, я говорить не стала.
Только улыбнулась, глядя вслед, и…
…и третье, самое главное и важное обещание, я тоже не сдержала.
В моём ненавижу, как и в Енькином прибью, слышалось совсем другое. Оно летело над всей трассой и зимним застывшим лесом через месяц.
В феврале.
Семнадцатого февраля у нас уже шёл восьмой семестр, начался цикл фтизиатрии, который на десятом километре за городом проходил. И ехать до фтизы было, как ворчала Ивницкая, за три звезды и два горизонта.
Я же, поясняя такое расстояние, обычно добавляла, что это вот когда следующая остановка автобуса «поселок Шибаново, конечная» и из пассажиров только ты и дедка или бабка с огромными авоськами.
Остальные люди так далеко не ездят.
Мы же…
Или, что точнее, мед нам предоставлял с четвертого курса уникальную возможность познакомиться со всеми пампасами города и открыть для себя много чудесных промзон и лесов, через которые пробираться приходилось.
НИИ фтизиопульмонологии, расположенный посреди соснового бора, который по какому-то недоразумению именовался на карте парком, к одному из этих чудесных мест как раз и относился.
— Зато тут свежий воздух и природа, — об этом, не теряя оптимизма, в половину девятого утра меня излишне бодро оповестила Ивницкая.
О том, сколько времени, просветила она же.
Позвонила, обнаружив, что признаков жизни в сети я с вечера не подавала. И проверить «не изволила ли Калинина проспать» потому она решила.
Разбудила.
— А ещё тубик, — я, скача по комнате в попытках натянуть джинсы, согласилась умильно. — Сосны, снежок и микобактерия туберкулёза. Прелесть.
— Калинина, ты по утрам противная.
— Угу. А ещё я писец как противно опоздаю. По-о-оль, мне в эту жопу мира часа два добираться! А такси три косаря. Это же тоже пи… сец и грабеж.
А вот полтора часа опоздания при трёхчасовой паре — это уже в принципе не писец, это просто можно не приходить.
Ну или приходить, но в деканат.
За будильником.
— А Измайлову позвонить религия не позволяет? Эта наглая и ленивая рожа, вот гарантирую, из дома только выперлась. Он всё равно через тебя практически едет. На окружную к нему выйдешь, рядом же.
— М-м-м…
Борьбу со свитером я выиграла.
А вот Измайлов… звонить ему и тем более просить не хотелось совершенно. Я была не готова ехать с ним.
Без свидетелей.
Только вдвоем.
На расстоянии меньше, чем вытянутой руки, совсем близко…
— Калинина? Ау! Ты там об подушку второй раз ударилась?
— Нет.
— Ну так звони тогда Глебу!
Идеальному Кену, которого разлюбить я обещала.
Я смогла провести в его компании целый вечер перед неврологией. Я разговаривала с ним, смотрела в серые глаза и до слёз только хохотала. Я даже поинтересовалась, поддерживая Кузнецова, как каникулы в Москве чета Измайловых провела.