На первом курсе, выходя с химии, мы стояли перед корпусом ещё минут по десять-двадцать и прошедшую пару переваривали. А после все обнимались и, радуясь, что пережили ещё один день, расходились.
На курсе третьем мы спали, пользуя друг друга в качестве подушечки и опоры, при любой возможности, а в редкие свободные вечера, собравшись, пили-танцевали-гуляли. И каблук, нацепленный по большой красоте и дурости, в одну из таких прогулок по ночи Настя сломала, прокатилась как переходящее знамя на всех мужских руках до такси.
На шестом… будущий анестезиолог Тёмочка гонялся с настоящим топором по кафедре судебной медицины за тоже будущим хирургом Никитой, предлагал проверить на практике, что первым — носок или пятка — входит в тело при ударе. И притащенную с улицы чурку они потом, экспериментируя, искрошили вместе с преподом, который на года три нас старше был и студенческую дурь ещё имел.
— Это команда.
За шесть лет треклятой учёбы лучше всего нас научили не ставить правильные диагнозы или лечить, а работать в команде, быть ею. Мы могли ругаться вдрызг, обижаться до полного игнорирования, не делиться какими-то файлами, но… все равно эти файлы на всю группу так или иначе в первые же сутки расходились.
Подсказывалось друг другу на парах.
Решались сообща сложнейшие тесты. Искались ответы, на которые даже в интернете ничего не находилось. И разбирались, споря до хрипоты, нечитаемые записи в историях болезни или рецепты.
Мы делились новостями.
Сплетнями, что хранились и обсуждались всей группой.
И праздники все вместе мы отмечали.
— Они всегда придут на помощь, разделят… — ком, рассказывая про своих, я сглатываю невольно, — разделят и радость, и проблемы, самое важное и главное. Они помогут без вопросов. Или поздравят.
Как сегодня.
Или Лерку, что — т-с-с! пока это секрет — беременна, мы поедем встречать из роддома в мае всей группой, будем скидываться деньгами. И огромные шары — Катька придумала уже сейчас — мы с пожеланиями купим.
— Даже если мы не будем общаться годами, то всё равно мы останемся… своими.
Близкими и родными.
А потому удержаться от всхлипа, когда нас наконец замечают, у меня не получается. Я оказываюсь враз посреди толпы.
В центре нашего табора, который говорит наперебой:
— Вы чего так долго едете?
— Мы тут сами себе уже танцы организовали!
— Могли ещё сами и пожениться!
— Калинина, не язви, сейчас чмокну!
— Напугал.
— Ты сегодня прям вообще, вау!..
— Калина, ты не можешь пойти замуж без наших напутствий! Короче, слушай…
— Да вы б её готовить научили вместо напутствий, — Кузнецов, не удерживаясь и вклиниваясь, гудит насмешливо и узнаваемо из тысячи.
Над всем нашим женским базаром, как девчачью часть группы, он при молчаливой поддержке Измайлова и Никиты без зазрения совести с первого курса называет.
Прикрикивает временами, что ша, разгалделись тут.
— Тём, чё ты лечишь! Она умеет, по праздникам…
— Иди сюда, — к себе, находя мою руку, Лиза тянет меня первой. — Обниматься будем…
— … чтоб Калину нашу не обижал… — это угрожают уже Гарину.
Обступают нас со всех сторон.
Пускают по рукам и крепким объятиям невесту.
— … Алин, ты прям красотка такая…
— … мы Федорову уговорили в двенадцать закончить…
— А шампанское кто-то видел? Насть, я тебе давала! Ну, открыть надо, момент требует!
— … твои так удивились, что мы все приехали. Мы же пораньше сюрпризом, сразу из четырнадцатой…
— Народ, сегодня мы пьем божоле нуво! Третий четверг ноября!
— … ты, главное, счастливой будь…
— Чего? Полька, ты кого притащила⁈
— … не, ребят, вот скажи вы мне год назад, что мы на свадьбу отпрашиваться с пары будем и вы меня в костюм засунете, как на первом курсе…
— … ты самая красивая невеста!..
— Того!
— … Алинка, мы тебя так любим!..
— Никит, открой бутылку, силь ву пле. Кузнецов…
— Ты береги её и цени, ты знаешь, какая Алина у нас…
— Ка-а-ать…
— Женщины, не ревите, а. Вы чего все⁈
Ничего.
Просто… просто свадьба — мероприятие сопливое.
И слезливое, да.
Наверное, то лето после четвёртого курса, тот год были самыми беззаботными и лёгкими из всех, что мы учились и знакомы были.
Они были самыми… безалаберными.
Дурными.
Временами наглыми и бессовестными, ибо на практику по акушерству и гинекологии мы ходили через раз и на час. Учиться больше в жаркий и солнечный август мы не хотели и не могли. Не имели ни стыда, ни страха, когда наш препод, потрясая шутливо кулаком и привычно обзывая злодеями, устроить расправу по осени грозил.