— Ты… ты…
— Ой, а вы чего тут делаете⁈ — Ивницкая, громыхая и сбегая по лестнице, поинтересовалась с живым любопытством.
Появилась, и отодвигаться от Измайлова пришлось.
К счастью.
Или к сожалению.
Или… думать я не стала.
— Калина труп нашла, — он ответил за меня.
А Полина ошарашенно проговорила:
— Да ладно⁈ Охренеть!.. Ты как?
Она спросила участливо, обняла неожиданно и порывисто. И наша с ней дружба началась, пожалуй, именно с этого.
7 часов 28 минуты до…
— Ивницкая?
— М?
— Ничего не скажешь?
— А?
— Полина! — я, признавая расшатанные нервы, рявкаю уже сердито. — Артёма ты где потеряла⁈
Ну или прикопала.
Что-то да точно сделала, ибо отвезти нас в отель с незамысловатым названием «Gran Hotel» должен был именно он. Пускать за руль Ивницкую, у которой в порыве несвойственной сентиментальности последние дни всё валилось из рук и подозрительно краснели глаза, Артём Николаевич ещё вчера не хотел.
А потому, выйдя из квартиры, Кузнецова я увидеть рассчитывала.
Однако, не увидела.
И на водительское место, звучно хлопнув дверью, уселась Полька.
— Где-где, в далёком нигде, — она, перестраиваясь в правый ряд и включая поворотник, бормочет ожесточенно. — Мы расстались. Сегодня утром. Или ночью. Половина пятого — это как, уже утро или ещё ночь? Да Арчи, не мешай, иди к Калине!
На ребёнка, что курсирует с её колен на мои и обратно, Ивницкая прикрикивает раздраженно, подпихивает в мою сторону.
А я ловлю.
И на Ивницкую мы смотрим с одинаковым удивлением.
— Чего⁈
— Ничего, — я, утешительно гладя четырехлапого ребёнка по макушке, отвечаю машинально. — Арчи, мы кололи её полдороги и полчаса. Причину расставания мне теперь выпытывать два дня, да?
— Не два, — она огрызается мрачно, ругается витиевато на кого-то, кто влезть в ряд перед ней самоубийственно вдруг решает. — Чтоб тебя, козёл тут у… умный нашёлся!!! А причина? А у нас всё прозаично и просто, Калина!
Пожалуй.
И что скажет Ивницкая дальше, я уже понимаю, но слушаю, смотрю, как плечами она нервно передергивает.
— Я замуж хочу, а Артём Николаевич не хочет. Зачем? И так нормально живем. Брак ведь есть рудимент общества, пережиток прошлого, — его слова она явно передразнивает, усмехается горько. — Он, знаешь, что мне тут сказал? Что если сильно надо, то и сам печать поставить может. Точнее через полгода сможет, когда диплом получит и врачебную печать прикупит. А там и поставит. Хоть в паспорт, хоть на лоб.
По рулю, остервенело сигналя, Ивницкая врезает от души, как и по тормозам. Выражает в нецензурной форме всё, что про умного козла, который всё же влезает перед нами и даже успевает проскочить на жёлтый, думает.
Думает же Ивницкая обычно много и забористо.
— Вот же у… урод!
— Не только он… — я поддерживаю меланхолично.
Разглядываю нескончаемый в этом городе поток машин, что мимо нас проносится. Даже в тёмную полночь и час перед рассветом по широким проспектам и длинным улицам кто-то и куда-то безостановочно движется.
Туда-сюда.
Кому прямо, а кому — повернуть.
Я вот сегодня тоже… поворачиваю, закладывая крутой вираж.
— Слушай, а хочешь мы его прикопаем? — я, моргая и прогоняя ненужную мысль, предлагаю проникновенно, продолжаю по отточенному годами чёрному юмору и привычке, что столь заразной оказалась. — Да не козла, а Тёму! Я некоторым место на кладбище давно присмотрела. Хорошее такое, тихое. Главное, вместительное. На двоих точно хватит.
— Он мне в шутку про печать сказал, — Полька, сжимая руль до побелевших пальцев, поясняет глухо и не сразу, смотрит пред собой, но загоревший вновь зелёным светофор не видит. — Только в каждой шутке правда. А я… Ну, не могу же я прийти и попросить. Кузнецов, подлый трус, женися на мне!
— Поехали.
— Всё-таки просить?
— Вперёд, Ивницкая! — глаза, пока на меня косятся, я закатываю показательно. — Нам сигналят. Зелёный. Поехали.
— А? Да, поехали, — она соглашается рассеянно. — Я не стану просить, а он сам не додумает. Я… я только теперь тебя поняла. Есть вещи, которые первым должен сказать именно он, пусть и старомодно это. Он же не говорит. И это, правда, выходит тупик.
Или замкнутый, порочный, круг.
Польке ведь важно и нужно, чтоб замуж Артём позвал её сам, чтоб это было его решением, а не её жирным намёком, просьбой в лоб или тем более требованием. И, значит, сегодня она рассталась с ним без объяснений.