— Да, – сказал Гарри, больше для того, чтобы разбить тишину – подтверждения от него не требовалось. Ему было неловко и хотелось поскорее избавиться от присутствия этой женщины в комнате.
— Ты не хотел возвращаться домой, – не вопрос, а констатация факта. Гарри молчал и не шевелился, ожидая, чем же закончится этот неожиданный визит.
— Там, на вокзале, у тебя был такой чужой вид, что я даже испугалась.
Гарри похолодел.
— Чего? – спросил он.
— Что я потеряла тебя. Боялась, что стоит мне подойти к тебе и попытаться обнять, ты тут же оттолкнешь меня. Я не знала о чем и как с тобой говорить, что ты мне ответишь. Даже не представляла, что я такая трусиха.
Гарри почувствовал, как тепло возвращается в его тело. Чертов Малфой, со своими родителями, домашними проблемами и книгами с забытыми заклинаниями, валяющимися в пределах досягаемости этого психически неуравновешенного хорька.
— Ты простишь меня, Драко? – на имени сына ее голос дрогнул.
Гарри снова впал в ступор. Да что ж это такое? Почему он должен разбираться с семейными неурядицами Малфоя? А, ладно, если его это не устроит, пусть снова ссорится и обижается. Сам. У него это неплохо получается.
— Да, конечно.
Она едва заметно улыбнулась, склонилась ниже и коснулась губами его лба:
— Спокойной ночи, милый.
Нарцисса встала и почти неслышно вышла из комнаты.
А Гарри лежал и пытался понять, что же напомнил ему этот поцелуй, такой холодный и нежный.
На следующее утра Гарри проснулся от того, что солнце светило прямо в глаза. Он повернулся на бок, с головой укрываясь одеялом, чтобы еще поспать, но заурчавший желудок напомнил о пропущенном вчера ужине.
Уже подходя к столовой, Гарри услышал возбужденные голоса. Он хотел было вернуться назад, так как присутствовать при очередном выяснении отношений между родителями Малфоя не хотелось. Но тут отворилась дверь и на пороге появилась Нарцисса в домашней мантии. Она обрадовано улыбнулась:
— Драко! А я уже хотела идти будить тебя, – она чуть отступила в сторону, пропуская его внутрь, – пойдем, позавтракаем вместе.
Люциус сидел за столом, углубившись в чтение «Ежедневного пророка». Когда Гарри вошел, он отложил газету:
— Доброе утро.
Гарри настороженно глянул на него, но, не увидев ничего на спокойном лице, брякнул:
— Что‑то случилось?
Он тут же пожалел об этом. Ну чего ты лезешь в их жизнь? Кто тебя просил? Что, своих проблем мало? Сиди вот, молча завтракай, да посапывай в две дырочки.
Люциус удивленно вскинул голову, переглянулся с Нарциссой.
— С чего ты это взял?
Отступать было некуда и Гарри, посмотрев ему прямо в глаза, сказал:
— Вы без меня о чем‑то спорили.
— А–а, ты об этом, – Люциус откинулся на спинку стула и, приняв немного отрешенный вид, изрек: – Твоя мать хочет моей смерти.
Гарри замер, услышав такое.
— Люциус, как ты можешь так говорить, – возмутилась Нарцисса.
— Конечно, хочешь. Я тебе миллион раз говорил, что терпеть не могу все эти рождественские украшения. Две недели ходишь по всему дому, а тебе на голову сыпется искусственный снег, за волосы цепляются гирлянды, на мантию капает воск со свечей. А в завершении всего с елки обязательно улетит какой‑нибудь ангелочек или фея, а потом глупо хихикает в спальне, мешая заснуть. Но ты все равно каждый год пристаешь ко мне с просьбой помочь тебе устроить все это безобразие.
— Но, дорогой, это же Рождество, праздник.
— Так и быть, если хочешь, можешь прикрепить веточку омелы над своим туалетным столиком, – проворчал Люциус, но по его виду было заметно, все происходящее доставляет ему удовольствие.
Гарри понял, что вряд ли выяснение, стоит ставить елку в гостиной или спрятать ее под лестницей, можно назвать семейной ссорой.
— И потом, почему в этом бедламе обязательно должен быть задействован именно я? У тебя есть помощник. Вдвоем с Драко вы прекрасно справитесь, не так ли?
Гарри никогда раньше не принимал участия в предрождественских приготовлениях. Когда он был маленьким, тетя Петунья никого не подпускала к елке, сама украшая ее, и уж тем более не разрешала Гарри и близко подходить к уже наряженному дереву, боясь, что он может разбить какую‑нибудь дорогую игрушку. И ему приходилось только издали разглядывать это чудо. Елки тети Петуньи всегда были одинаковыми, даже украшения, казалось, висели на тех же самых местах. Но для Гарри, не видевшего ничего лучше, они представлялись самыми красивыми.
А позже, в Хогвартсе, всем занимались учителя, каждый год придумывая что‑то совершенно поразительное. И Гарри даже в голову не приходило посостязаться с ними, наколдовав какой‑нибудь венок на дверь в спальню или рождественскую свечу.