Глава первая. Осознание
Едва шаги Аликс перестали быть слышны, у Павла началась самая настоящая паника. Его трясло, на лбу выступил холодный пот, лёгкое одеяло будто душило и давило, а перед глазами снова начало темнеть. Император начал задыхаться, и это вдруг показалось очень знакомым, словно с ним такое уже происходило совсем недавно. Надо было срочно вспоминать, надо было как можно скорее понять, что произошло, чтобы, наконец, разрешить загадку того, как он, Павел Первый Романов, оказался в тысяча девятьсот шестнадцатом году, если вчера был всего лишь тысяча восемьсот первый.
А паника всё не отступала, мыслить становилось всё тяжелее и тяжелее, и теперь на смену подсознательному страху пришёл вполне обоснованный сознательный. В голове императора совсем не укладывался факт того, что он переместился во времени более на сто лет вперёд. Это было невозможно ни по каким законам тогдашней науки, и уж тем более веры, Павел считал это злой шуткой лукавого. Да в конце концов, что ему тут делать, зачем он здесь? Ведь его государство, его дела, остались там, в эпоху, существовавшую сто пятнадцать лет назад. Как же они там без него, Господи? Был правитель и вдруг в один момент исчез, как там Мари без него, а дети? Конечно, Александр был готов к тому, чтобы унаследовать Россию, но одно дело, когда человек исчезает, потому что умирает, а другое, когда он исчезает просто так, неожиданно и не пойми куда. Как же им теперь быть, как это людям объяснить? Павел пришёл в страшное замешательство, попытался встать, подойти к окну. В ещё неокрепшем от потрясения сознании зародилась слабая мысль о том, что это они все так шутят, что всё ему кажется, что это дурной сон, и скоро он проснётся.
Хотя… Кошмар в кошмаре? Перед глазами снова всплыли странные люди с полузнакомыми лицами, его собственная спальня в Михайловском замке… Что тогда было? Надо было срочно, срочно всё вспоминать и пытаться вернуться обратно, надо было просто что-то делать — лежать Павел просто не мог, ему нужно было как-то успокоиться и прийти в себя. Он ещё раз попытался подняться, и это у него получилось, хотя ноги слегка и дрожали. Опираясь на различную мебель, император дошёл до письменного стола, на котором аккуратными стопками лежали книги и какие-то документы. На удачу, там нашлось пособие по истории, Павел тут же пролистал его, ища хоть что-то о прошлых годах, о его эпохе. Хоть что-то же тут должно было всё объяснить, успокоить. Неожиданно его взгляд зацепился за какую-то гравюру, почти по инерции скользнул ниже. «Убийство Павла Первого заговорщиками», — гласила короткая подпись под ней. Император выронил книгу из резко затрясшихся рук, всё внутри него будто рухнуло с невозможной высоты, уже в который раз на секунду или две стало невозможно дышать, всё вокруг поплыло, смешалось. Павел медленно осел на пол, спрятав исказившееся рыданием лицо в руках, пытаясь сдержать рвущиеся наружу злобу, разочарование и боль. Он никак не мог поверить в то, что только что прочитал. Убийство? Его убийство? Как же они все низко пали…
Теперь с этим надо было жить. Одна радость, пусть и очень сомнительная, для всей его семьи там он умер, а не просто пропал, у них хотя бы есть, с чем попрощаться. А у него теперь нет ничего: ни славы, ни признания, ни памяти. Не надо было быть учёным, чтобы понять, что его правление, как и правление его отца, теперь станут замалчивать, забывать и сыпать грязными слухами и лживыми историями. Поразительно… Поразительно отвратительно, черт его дери.
Истерика понемногу отступила, Павел покачивался, сидя на полу, уже отняв руки от лица, пытаясь привести дыхание в норму. Сознание отключалось, а на его место приходило что-то странное, незнакомое, безумное, что целиком заполняло его. Теперь он в точности помнил все подробности той ночи, всё, что кричали ему заговорщики, каждый удар, каждую фигуру, каждый миг собственной смерти. Удивительно, но он даже понимал, за что. И уже особо не расстраивался, всё больше и больше отдаваясь отчуждению от всего.
Вдруг в сознании резко промелькнула короткая мысль, вернувшая его в относительно нормальное состояние. Он жив. Он жив! Он жив и он правитель всё той же Российской империи, только на век позже. У него есть все шанс попытаться снова. Это главное.
Теперь перед Павлом встала совсем иная проблема: он понятия толком не имел, что творилось вокруг. Да, война, да, тысяча девятьсот шестнадцатый год, но этого было слишком мало, чтобы знать, чем ему придётся управлять. Да и с людьми вокруг него стоило познакомиться. Император теперь чётко понимал, какой ошибки он точно не повторит: доверия. Пален неплохо его обманул, но это в последний раз. Больше Павел не позволит распоряжаться своей жизнью.
Он поднялся, осторожно вернул книгу на место и присел на стул рядом, вновь оглядывая столешницу. Указы, планы, книги, счета, но никаких личных вещей, только пара официальных писем. Павел вздохнул, оглядывая стол. В нём оказалось несколько ящиков. В одном из них нашлась тетрадь, которая на поверку оказалась его, видимо, личным дневником. Павел в жизни ничего такого не писал, но теперь это была одна из немногих ниточек к его как бы прошлому. Вот и чтиво на сон грядущий заодно отыскалось.
Прошло около часа. За это время Павел узнал, что у него есть четверо дочерей и сын. Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и Алексей. Что ж, неплохо для начала. Алексей болен гемофилией, Павел пока не знал толком, что это, но внутренне боялся, что это что-то очень плохое. Ребёнок сильно страдал, вряд ли тут есть что-то хорошее. Надо будет сходить к нему, всё-таки как-никак родственники, сколько он понял эту злую шутку времени.
Кроме семьи обнаружилась ещё и обширная родня почти во всей Европе. К такому количеству информации Павел был совсем не готов, всё казалось каким-то невозможным бредом, но теперь приходилось этому верить, чтобы попытаться спасти положение России. Единственное что, травмированная голова от всего пережитого потихоньку начинала болеть всё сильнее, а потому дневник пришлось отложить и вернуться обратно в постель. Надо было хоть немного, но поспать, теперь ему нужны были силы.
Теперь ему надо было выжить тут.