Глава седьмая. Раскрытие тайны
— Аликс, а кто он мне? — Павел считал, что всегда отличался хорошей памятью, но то, что произошло с ним за последние пару месяцев, значительно пошатнуло его уверенность. Он был вынужден выучить привычки своих детей, слуг, ближайшего окружения, министров, он должен был твёрдо знать политическую ситуацию в стране и на фронте, в мире; Аликс постоянно спрашивала его про всё, словно нерадивого ученика. Павле не обижался на неё за это — он хорошо понимал, что это нужно и что только это может его спасти в его почти что фантасмагорической ситуации, но все эти уроки и зубрёжки значительно утомляли. Первое время Павел путался, забывал имена, звания, никак не мог выучиться говорить по-нынешнему, но терпеливая супруга то и дело поправляла его, подсказывала, наставляла, и в конце концов Романов всё же привык к тому, как надо себя вести теперь.
— Дядей, — Александра отвлеклась от шитья, посмотрела на читающего мужа. — Ты что, всё повторяешь?
— Да. Я записал всё, что ты мне рассказала, теперь вот пытаюсь как-нибудь запомнить, — отозвался Павел, перелистывая страницу. — Ошибся в самом главном, да?
— Да Бог с тобой. Никакой человек столько за такой короткий срок не выучит. Тебе ведь, по правде-то, надо выучить много-много жизней, а это тяжко. Странно, конечно, что память к тебе не вернулась, — тут Аликс прищурилась, но больше ничего про это не сказала. — Однако ты делаешь успехи, — она тепло улыбнулась ему. — Ну не расстраивайся, милый мой, не расстраивайся. Как-нибудь да справимся.
— Я бы хотел в это верить, но пока выходит не слишком хорошо. Ты понимаешь, какая беда — если с близкими-то я часто вижусь и слежу, как они себя ведут, как говорят, так и зап… вспоминаю, а тут… В первый раз ведь встречусь, — ответил Павел, мысленно обругав себя за то, что чуть не проговорился. В последнее время он достаточно наошибался — то, прочитав о скоропостижной смерти любимой дочери, весь день не мог прийти в себя и объяснить Аликс, что с ним, то слишком уж много внимания уделял Михайловскому замку и эпохе своего предка, то есть, самого себя… Словом, Павлу казалось, что жена уже начала что-то подозревать — её изучающие взгляды и вечно чуть приподнятые в вопросительном жесте брови не сулили ничего хорошего.
— Да ты не поправляй себя, здесь этого можешь не делать, — на удивление спокойно сказала Аликс, словно прочитав его мысли. Павел в который раз поразился её невозможной выдержке и поразительному уму — жена разгадала его секрет уже довольно давно, но не спешила об этом говорить — приучала прятаться.
— Как ты?.. И почему ты?.. — он путался в словах, не мог до конца задать вопросы, лишь удивлённо смотрел на отложившую шитьё и пристально смотревшую на него Аликс.
— Я всю ночь тогда проплакала, ты не подумай, что я эта… русская женщина, которая и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдёт, — она тихо рассмеялась, хотя видно было, что признание, как и воспоминание, ей далось тяжело. — Я долго мучилась, боялась тебя, я ведь… Не знала, какой ты. Да я ничего о тебе не знала! — она вздрогнула, и стало ясно, что её силам пришёл конец.