— Завелась? — шепчет Тимур и входит в меня до последних фаланг.
Немного раскрывает пальцы, а в ответ шумно выдыхаю. Под мой стон вытягивает пальцы, поглаживает и целует в плечо. Проводит упругой головкой по расслабленным мышцам. Закусываю губы. Мягкий скользящий толчок, и у меня выдох обрывается сиплым стоном.
— Хорошая девочка, — сдавленно отзывается Тимур, проскальзывая глубже. — Дыши, Анечка, дыши.
Неумолимо насаживает меня до основания. Прерывисто выдыхаю, а Тимур замирает и покрывает шею и плечо влажными поцелуями. Рома вскрывает презерватив зубами и ловко раскатывает его по члену.
— Нет… — сипло отзываюсь я.
Рука Тимура скользит по бедру, ныряет под колено и поднимает мою ногу. Рома разворачивается ко мне, въедается в губы под мое испуганное мычание.
— Выдыхай, Анечка, — шепчет Тимур.
Уверенный рывок, и я в ужасе распахиваю глаза. Я вот-вот разойдусь на две половины. С двух сторон во мне. Распирают тесные глубины моего тела, поочередно выскальзывают, чтобы вновь вторгнуться, покачивая меня на волнах вскипающей похоти. С каждым новым толчком и стоном мое сознание плавится черными пятнами.
В неразборчивом мычании кусаю губы Ромы, царапаю его, и падаю на дно спазмирующей пропасти. Моя личность стерта. Я потеряна в пространстве и времени, охваченная пронизывающими судорогами и болезненным экстазом, что расходится вспышками от расплавленной глубокими и резкими фрикциями промежности.
С рыком вжимаются, пульсируют, продлевая затихающие волны оргазма. Я со стоном всхлипываю, когда Рома и Тимур с тяжелыми и хриплыми вдохами выскальзывают из меня. Опустошенная обмякаю на мятых простынях. Из меня будто вырвали куски плоти и оставили вместо них зияющие дыры, которые вздрагивают и медленно смыкаются. И пасть ниже уже некуда. И большего извращенного удовольствия не испытать.
— Выпить не хочешь? — Тимур поглаживает меня по бедру.
Как после подобного можно еще вести беседы и задавать вопросы? Я бы предпочла забыться в обмороке и выйти из него через пару лет, а лучше через десять.
— Анечка, — целует между лопаток. — Ты меня слышишь?
— Я ничего не хочу, — хрипло отзываюсь и закрываю глаза. — Можно меня не трогать хотя бы пять минут?
— Пять минут и ты готова повторить?
Переворачиваюсь на спину и всматриваюсь в расширенные зрачки Тимура.
— Да шучу я, Одинцова, — он смеется и смахивает со лба локон. — Вот это взгляд. Насквозь прожигает.
— У тебя несмешные шутки, — шепчу я.
Рома под боком сладко посапывает, закинув руки за голову. И я ему завидую. Я бы тоже хотела отключиться, но Тимур, похоже, не намерен оставить меня в покое.
— У меня отличное чувство юмора, — широко и самодовольно улыбается, — а вот у тебя его нет.
Я сердито шлепаю его по щеке, а затем еще раз. У него округляются глаза, вытягивается лицо, и с моих губ срывается тихий смешок, который перерастает в громкий смех. Ну и рожа у Тимура.
— Что?! Что такое? — подрывается Рома и непонимающе озирается по сторонам.
Я хохочу в голос. Обескураженно смотрят на меня, а я успокоиться не могу. Они такие забавные. Взъерошенные, голые и растерянные. Настоящие. Без лоска и брони надменности, которую годами с детства наращивали.
— Это ты опять хохмишь? — недовольно уточняет Рома.
— Нет, — Тимур обиженно хмурится, — я, по ее мнению, шутить не умею.
Я делаю прерывистый вдох, глотаю смешинку, а когда они опять смотрят на меня, то вновь смеюсь.
— Это у нее истерика такая? — Рома кидает обеспокоенный взгляд на Тимура.
— Наверное.
— И что делать?
— Ой не могу, — сипло отзываюсь я и накрываю лицо подушкой.
Я откровенно гогочу. У меня болит живот, мышцы челюстные сводит.
— Воды принесу, — шепчет Рома.
— Может, чего покрепче?
— Вдруг хуже станет?
— Логично.
Через минуту затихающего смеха Тимур забирает у меня подушку, а Рома протягивает стакан воды. Я сажусь, вновь делаю глубокий вдох и подношу стакан к губам. Замираю, перевожу взгляд с напряженного Тимура на Рому и с хохотом выплескиваю на них воду. Сначала на одного, потом на второго остатки.
— Что за… — охает Тимур, отплевывается и рявкает. — Одинцова!
Ржу, как лошадь. Рома растерянно фыркает, моргает и шепчет:
— Анюта…
— Тихо! — поднимаю палец, и Тимур с Ромой застывают в полумраке.
Прислушиваюсь к тишине. Из гостиной доносится приглушенная трели звонка.
— Что? — едва слышно спрашивает Тимур. — Только не говори, что тебе так сорвало крышу, что глюки начались.
Сползаю со смехом с кровати, встаю под тревожными взглядами и ковыляю из спальни. Между ног тянет.
Точно. Звонят. И звонят мне. Под ворохом одежды ищу телефон, продолжая хихикать. На экране высвечивается “Наташа соседка”, и я отвечаю, прижав прохладную ладонь к опухшей промежности:
— Да? — хрюкаю от смеха и прочищаю горло. — Слушаю.
Глава 39. Не одна
— Ань, — шепчет Наташа.
Я предполагаю, что она сейчас скажет, что собрала мои вещи и выставила за порог. Ожидаемый результат после разговора с Тимуром.
— Твой брат тут.
— Что?! — охаю я.
— Ань, приезжай, пожалуйста.
В голосе Наташи вибрирует страх, и у меня ползут по коже холодные мурашки.
— Что-то случилось?
— Нет, — наигранно смеется она. — Просто в гости приехал и по сестренке соскучился.
— Очень соскучился, — доносится недовольный и глухой голос Андрея.
— Скоро буду.
Сбрасываю звонок и торопливо одеваюсь. Руки дрожат от нехорошего предчувствия. Что он опять натворил?
— Анюта? — Рома выходит из спальни.
— Мальчики, мне пора, — застегиваю платье на спине и встряхиваю волосами.
— Куда?
Я обуваюсь и спешно бегу на носочках к двери. Нет у меня желания опять втягивать двух обормотов в личные проблемы. Они слишком дорого берут. Нажимаю на ручку, но дверь не поддается.
— А ключи у меня, Анечка, — летит мне в спину надменный голос Тимура.
Я оглядываюсь, а он связкой ключей позвякивает.
— Ребят, я должна идти, — спокойно говорю я. — Пожалуйста, давайте без ваших фокусов.
— Куда и зачем? — Тимур улыбается. — Я тебя не выпущу, пока ты не ответишь, Одинцова.
— Я очень прошу тебя не быть мудаком, — зло цежу сквозь зубы.
— Куда и зачем? — тихо повторяет Тимур и щурится. — Анечка, этой ночью ты наша девочка.
Я опускаю голову, делаю вдох и смотрю на него исподлобья:
— Брат пришел в гости.
— В два часа ночи? — вскидывает бровь Рома. — Чай попить с бубликами?
— Возможно, — шепотом отвечаю я.
Тимур и Рома переглядываются и натягивают мятые брюки.
— Что вы делаете?
— Одеваемся, — Тимур накидывает на плечи рубашку.
— Отдайте ключи.
— Поедем вместе, Анюта, — Рома застегивает пуговицы на манжетах, цепко поглядывая на меня. — Может, брату позвонишь и уточнишь, чего ему надо от тебя в два часа ночи?
Соглашаюсь, что это дельная мысль. Однако его телефон не отвечает, поэтому я звоню маме, которая берет трубку лишь через одиннадцать гудков.
— Ань, два часа ночи, — она недовольная и сонная.
— У вас с Андреем все в порядке?
— Ань, мы спим, — она зевает. — Ночь на дворе.
— Спите? — тихо спрашиваю я. — И Андрей спит?
— И Андрей, — сердито отвечает.
— А тогда почему он ко мне заявился? — сжимаю переносицу.
— Да кто там тебе звонит? — слышу хриплый мужской голос. — Дай сюда.
Гудки, а я ресницами хлоп-хлоп. Наверное, мне показалось, но в недовольном тембре я узнала Петра Романовича. Того самого Петра Романовича, который угрожал Андрею почку вынуть собственными руками. Что происходит?
— Эй, — Рома щелкает пальцами перед моим лицом. — Анюта, вернись к нам. Что случилось?
— У мамы мужчина, — обескураженно шепчу я. — Или мама у мужчины…