— Я не могу у тебя остаться.
— Тебя напугали муравьи? — медленно выдыхает. — Хорошо, я от них избавлюсь.
— Что?! — охаю я и кидаю испуганный взгляд на муравьиный город. — Не надо! Они же живые.
Поворачивает к себе мое лицо за подбородок:
— Тогда я бессовестно тобой манипулирую. Не останешься у меня, то я точно избавлюсь от муравьев.
— Тебе их не жалко?
— Я безжалостный бог, сердце которого может растопить только богиня красоты.
Тихие слова Ромы пронизывают барабанные перепонки тонкими нитями шелка и оплетают мозг. Сердце ускоряет бег, дыхание учащается, а муравьям и дела нет, что их коварное божество бессовестно соблазняет гостью.
— А если попробовать без манипуляций, — едва слышно говорю я.
— Давай попробую, — он мягко улыбается, — я хочу, чтобы ты осталась.
Его губы касаются мои. Пропускает волосы через пальцы, другой ладонью поглаживает шею. Время замедляется. Поцелуй неторопливый, изучающий и нежный. Наше вдохи и выдохи сплетаются, но я все же отстраняюсь. Это неправильно. Рядом нет Тимура.
— Что не так? — Рома внимательно вглядывается в глаза.
А я сама не могу сформулировать ответ. Это не измена, а чувство вины есть, будто я обманываю одного из своих мужчин.
— Тебе ответ не понравится, — шепчу я.
— Я плохо целуюсь? — улыбается уголками губ.
— Нет… — к щекам приливает кровь смущения, и я отвожу взгляд.
— Тогда в чем дело?
Перевожу взор на муравьиную ферму. Кусаю губы, сжимаю кулаки и шепчу:
— Здесь нет Тимура.
Несколько минут молчания, и Рома говорит:
— Любопытно.
Я хочу оправдаться, что они ведь одолжили деньги вдвоем, и условия сделки подразумевали забавы с двумя, но прозвучит это стремно. А еще я не хочу обижать Рому, что меня пугает. На короткую минуту мне было с ним хорошо. Так хорошо, будто я влюбилась, но отсутствие Тимура меня тоже расстроило. Что происходит?
Поднимаю глаза на Рому. Пусть он скажет какую-нибудь возмутительную глупость, которая меня встряхнет и вернет к презрению, которое истончилось, а он задумчиво смотрит на муравьиную ферму и молчит. И меня не заботит капризная мать, а волнует тишина.
— Ты обиделся? — спрашиваю я.
Какой тупой вопрос! Какая обида? У нас же отношения построены на продажной близости. Они мне деньги, я им свое тело. Зачем я накручиваю то, чего нет?
— Я бы не сказал, что обиделся, — Рома чешет подбородок. — Ревность проскочила. Я тебе тут муравьев показываю, — он смеется, — а ты о моем лучшем друге думаешь.
Я не знаю, что ответить.
— Допустим, — переводит взгляд на меня, — ты бы сидела сейчас у Тимура, — щурится, — ты бы обо мне вспомнила?
— Вероятно, — честно отвечаю я. — Вас же двое.
— Логично, — Рома хмыкает, — но ты ведь согласна, что ревности у меня не должно быть?
— Согласна, — слабо улыбаюсь, — и она не должна меня тревожить.
— Но тревожит?
Медленно киваю и говорю:
— Поэтому мне лучше в хостел. Я не могу у тебя остаться.
— У Тимура? — приподнимает бровь и в глазах вспыхивает недобрый огонек.
— И у него тоже.
— Высоты боишься?
— Что? — непонимающе хлопаю ресницами, а затем шепчу. — Нет.
— Выдохни, Анюта, — поглаживает по щеке. — Вопрос с хостелом обсудим позже, — встает, одергивает рукав и смотри на часы, — а сейчас нам надо к Андрею в лес успеть. Так просто нас к нему не пустят, только в часы посещения.
Точно. Андрюша. Он у меня вылетел из головы, как и весь остальной мир за непростым и тихим разговором. Рома подходит к муравьиной ферме, стучит пальцем по стеклу:
— Не скучайте.
— Ты с ним разговариваешь? — покидаю кресло и оправляю футболку.
— Им важно чувствовать присутствие высшего разума, — Рома беззаботно смеется и шагает прочь из гостиной. — Хочу верить, что у них создан культ имени меня.
Глава 46. Хорошие прогнозы, но не для Анюты
— Я хочу домой, — шепчет Андрей и трясется.
Клиника, в которую увезли моего брата, реально построена в лесу и огорожена высоким забором, а само здание больше напоминает строгий особняк из трех этажей. Территорию патрулируют мрачные охранники, а перед самой клиникой слоняются пациенты.
Мы сидим в просторной комнате для посещений. В самом углу у окна, из которого я вижу крыльцо. На крыльце Рома стоит и Тимур, который подъехал чуть раньше. Разговаривают.
— Аня, — поскуливает Андрей, — ты меня слышишь?
— Слышу, — перевожу на него взгляд, — Илья предупредил, что ты будешь меня упрашивать забрать из клиники.
— Аня…
— Ты наркоман, Андрей, — я подпираю лицо кулаком.
— Это не так, — слабо улыбается. — Да это пацаны что-то мне подмешали…
— Теперь тебе никто ничего не подмешает.
— Я хочу домой! — вскакивает и бьет кулаком по столу, и к нему шагают два медбрата, на которых он загнанно оглядывается.
Кроме нас тут еще несколько пациентов и посетителей. Особенно меня пугает тощая девица, на вид которой лет пятнадцать. Плачет, а женщина перед ней, наверное, мама хмурится и губы поджимает.
— Вы не имеете права меня здесь держать! — рявкает Андрей, и его тащат прочь. — Мне тут не нравится, Аня! Не нравится!
— Тебе нравится чужие машины разбивать и на людей с ножами кидаться, — устало вздыхаю я. — И если понадобиться, то будут тебя здесь держать годами.
Я блефую. У меня нет таких средств, а Рома и Тимур — не благотворительный фонд, однако моя угроза срабатывает. Андрей затихает в руках медбратов и бледнеет.
— Прости меня, Аня, — он жалобно всхлипывает. — Я больше не буду.
И сердце идет трещинами. Он такой испуганный, но нельзя быть с ним слабой и ласковой. Не сейчас. Сейчас ему нужна железная строгость.
— Через неделю увидимся, — спокойно говорю я, — если не будешь бузить.
— Я хочу маму увидеть…
— Это возможно, но лишь в том случае, если она тоже не будет бузить, — невесело посмеиваюсь я. — У нее свои заскоки на старости лет проявились.
— Стерва, — шипит Андрей, и его уводят.
Прячу лицо в ладони и сижу так минут пять. Я злюсь. Я хочу выпороть Андрея до кровавых подтеков, а затем отхлестать пощечинами идиотку-мать. После я бы отыскала отца и пальцы ему бы переломала. Думаю, что будь у меня и Андрея нормальный папа, то все сложилось иначе.
— О, Анна, — раздается смешливый голос Ильи, — да что же вы так убиваетесь, вы же так не убьетесь.
Поднимаю глаза. В костюме и халате он выглядит все тем же хищным хорьком.
— Какие прогнозы? — тихо спрашиваю я.
— А какие ждете?
— Хорошие, — хмурюсь я.
— Тогда хорошие, — Илья улыбается. — Я вытаскивал из зависимостей стариков с многолетним стажем, а они самые противные. Жизнь прожили, впереди только смерть, поэтому имею право нажираться до беспамятства.
— Я не думала, что меня коснется подобное.
— Все так говорят, — Илья смеется, — но сетовать на судьбу в таких случаях бесполезно.
— Мама пообещала пойти в полицию… — я массирую виски. — У вас не будет проблем?
— Ваша мама не считает, что у сына проблемы?
— Нет.
— Тогда ей лучше не видеться с Андреем, — Илья мягко улыбается. — потворствующая гиперопека нам определенно помешает.
— Это забавно, — откидываюсь на спинку стула, — попробуй я выкинуть что-то подобное, то…
— Могу подсказать номерок хорошего психотерапевта, — лицо Ильи все также доброжелательно.
— Я вас поняла, — смеюсь. — Я со своими жалобами не по адресу.
— Вы можете развить в себе зависимость, и тогда я весь ваш, — Илья пожимает плечами.
— Да я вот думала сегодня напиться, — хмыкаю я.
— Алкоголики не думают, они пьют, — Илья смахивает с рукава халата ворсинку.
— Да у меня просто времени не нашлось…
— Это все отговорки.
— Подождите, — вскидываю руку, — вы меня пытаетесь споить?
— Я поддерживаю разговор, — Илья скрещивает руки на груди.