— Я позвонила Тимуру, — цедит она сквозь зубы. — И он сказал, что они сделали тебе выгодное предложение…
— Выгодное предложение от Чернова и Уварова? — шагаю к маме и хмыкаю. — ничего в голове не щелкает? Ма, это уже не школьные хулиганы. Это взрослые мерзавцы, у которых ни стыда, ни совести.
— Мне перед тобой на колени встать? — мама утирает слезы с щек, а глаза полны отчаяния и страха.
Она порывает опуститься на колени, и я хватаю за локти:
— Ма, ты что творишь?!
— Ань, — шепчет она, — ты же старшая в семье. Ты не можешь бросить нас на произвол судьбы.
— Мам…
Если я сейчас из-за гордости и уязвленного эго взбрыкну и оставлю маму с результатом своего воспитания, то я до конца жизни буду вариться в чувстве вины. И я люблю маму, и не хочу, чтобы она столкнулась с жестокой реальностью, в которой она не сможет себе позволить квартиру в аренду. Ей светит комната в общежитии, коммуналке или хрущевке. Она и так живет очень экономно, а после будут они с Андрюшей сидеть на хлебе и воде.
— Ань, я тебя умоляю.
Ведь маме тоже неприятно унижаться. Сначала перед Черновым и Уваровым расстелилась ковриком, теперь перед дочерью готова встать на колени. Обнимаю маму, и она опять громко всхлипывает.
— Ты Андрея к психологу записала.
— Ма, — отстраняюсь и заглядываю в глаза, — так не пойдет. Ты обещала.
— Отведу, солнышко, — хватает за руки и целует пальцы. — Отведу, милая, только не бросай нас.
Я бы хотела, чтобы этой некрасивой и унизительной для меня и мамы ситуации не случилось, но вот я стою, а мои руки целует рыдающая родительница.
— Пей чай, ма, — вытираю ее слезы. — Все будет хорошо.
Когда мама уходит, я хочу спрятаться под кровать и притвориться мертвой, но вместо этого я принимаю душ, наношу макияж и минут пятнадцать гипнотизирую нутро шкафа. Я без понятия, как мне одеться на встречу с Тимуром и Ромой. Я бы напялила на себя скафандр, но его у меня нет, поэтому делаю выбор в пользу простого и строгого платья цвета бордо.
Около часа сижу за трюмо, глядя в печальное отражение. Я продаю себя бывшим одноклассникам, потому что мой брат - несдержанный и агрессивный идиот. Ладно, если бы я накосячила и отвечала за свои ошибки, но нет.
Вызываю такси. Пока его жду, подумываю позвонить маме с истерикой и заявить, что пусть она сама идет к Уварову и Чернову, но они ведь не заинтересованы в ней. И очень жаль. Ох, я бы посмотрела, как бы она рыдала и волосы дергала на голове.
— И почему вы, леди, — спрашивает меня пожилой и улыбчивый таксист. — Такая печальная в этот прекрасный летний вечер?
Я молчу. Нет желания вступать в разговор с незнакомцем, пусть он очень позитивный и добродушный.
— Моя бывшая жена с таким лицом подала на развод, — таксист тоскливо вздыхает. — Однако вы вряд ли на развод едете. Не припомню, чтобы в ночных клубах принимали заявления о расторжении брака.
— Ночной клуб? — я хмурюсь.
— Да, — бегло смотрит в зеркало заднего вида. — Пафосное местечко для мажоров. У меня дочка мечтает в него попасть, но туда по приглашениям и каким-то токенам запускают. Может, у вас есть лишний? Или словечко замолвите?
— Я не думаю, что вашей дочери место среди тех, кто там веселится, — прижимаю пальцы к вискам. — Да и ночные клубы, в принципе, не место для приличных девушек.
— Я придерживаюсь мнения, что если и гулять, то в молодости, — таксист пожимает плечами. — Вот жена у меня не нагулялась, и что? Уже в пятый раз намыливается замуж, а я устал на ее свадьбы ходить, подарки выбирать и мужиками ее знакомиться.
Тоскливо вздыхает и замолкает, а я закрываю глаза. В клуб, значит, позвали? Ну, это было ожидаемо и предсказуемо.
— Приехали, барышня. Просыпайтесь.
Глава 5. За серьезных девочек!
Стою в сторонке от группы молодых ребят и девиц. Разодетые, красивые и обеспокоенные. Их мрачными взглядами буравят два охранника и нехотя пропускают к дверям ночного клуба, чья неоновая вывеска выжгла мне все глаза. Мне однозначно дадут от ворот поворот и никто слушать не будет, что меня якобы ждут.
— Одинцова, — вздрагиваю от тихого голоса Тимура. — Пришла?
Оборачиваюсь через плечо, и он меня одаривает белоснежной улыбкой. Хорошо выглядит. Светлая легкая рубашка с расстегнутым на несколько пуговиц воротом и узкие брючки из тонкой шерсти. Поигрывает ключами от машины, оценивающе меня осматривает и щерится в улыбке:
— А где же твое коронное “Анна”, Одинцова?
— Да лучше Одинцова, чем Анечка, — я хмурюсь.
— Тогда я отказываюсь от Одинцовой, — хитро щурится, — будешь Анечкой, Анечка.
Подплывает и локоть отводит, ожидая, что я возьмусь за него. Так я и делаю, потому что больше смысла выеживаться перед ним и строить из себя недотрогу.
— Вот и умница, — шепчет на ухо и ведет по тротуару к толпе.
Один из охранников отгоняют недовольных девиц и парней в сторону и молча пропускает меня и Тимура за красную ленту к черной двери, которую услужливо распахивает второй охранник. Нас провожают завистливыми взглядами, и мне хочется обернуться и сказать, что я тут случайно оказалась.
— Выдохни, Анечка.
— Мне тут не место.
— Почему?
— Потому что мне не нравятся такие заведения.
Я теряюсь в полумраке, вспышках света и громкой музыке. Тимур ведет меня через темный зал к стальной черной лестнице, у которой тоже стоят охранники. Они откидывают цепочку, кивают Тимуру, и мы поднимаемся на второй ярус, что поделен на несколько пятен низкими диванчиками и столиками.
— Ты просто не умеешь веселиться, Анечка, — с философскими нотками говорит Тимур, — поэтому и заведения такие не по душе.
За дальним столом нас ждет Рома, развалившись на диване с бокалом виски. На подлокотник скинут пиджак, галстук висит удавкой под расстёгнутым воротом. Улыбается и делает глоток крепкого пойла.
Я хочу сесть в кресло или на угол дивана, но Тимур вынуждает меня опуститься рядом с Ромой и сам садится по другую сторону. В ушах вибрирует музыка и отзывается частым сердцебиением.
— Привет, Анюта, — его дыхание касается уха. — Рад тебя видеть. Очаровательное платье. Подчеркивает все твои достоинства.
Я обращаю на него взор и чувствую запах виски. Глаза Ромы блестят, зрачки расширены, а на лице играет легкая и пренебрежительная улыбка.
— Привет, Рома, — отвечаю я, и сдувает с моего лба тонкий локон.
Тимур тем временем раскладывает из ведерка металлически щипцами кубики льда и разливает виски в стаканы на два пальца.
— Я рад, что ты приняла верное решение, — Рома скользит взглядом по лицу и шее, — как маме не помочь, да? Что бы ты за дочь и сестра была? — вновь всматривается в глаза. — Именно эта твоя ответственность мне нравилась. Очень серьезная девочка.
Так и хочется дернуть Рому за ухо, чтобы показать, что я не только серьезная девочка, но еще очень злая. И ведь в школе я тоже постоянно боролась с этим желанием. Либо дернуть за уши, либо ударить учебниками по голове.
— Выпьем за серьезных девочек, — Тимур вручает мне бокал с виски и подмигивает. — А ты у нас самая серьезная.
Чокаются со мной, и я под их цепкими взглядами делаю глоток, который обжигает язык. Я чихаю, кашляю, и Тимур касается донышка моего бокала, намекая, что одного глотка для веселья мало. Делаю вдох и разом допиваю виски. Захватываю губами кубик льда и торопливо его рассасываю. Тимур и Рома переглядываются и вновь молча чокаются.
По шее и груди растекается тепло, ноги слабеют и немеют кончики пальцев. Я не пила раньше напитки крепче шампанского, и меня накрывает практически сразу. Мысли, что роем жужжали в голове, немного затихают и страх отступает. Я откидываюсь назад на мягкие подушки дивана и смотрю на высокий потолок в россыпи тусклых огоньков, что напоминают звезды.
— Анюта, — Рома пробегает пальцами подбородку и шее. — Не хочешь потанцевать?
— Анечка, — Тимур касается линии челюсти, — тебе стоит немного расслабиться.
Закрываю глаза, и теплые губы целуют меня в шею с двух сторон. Два языка скользят к мочкам и две руки поглаживают меня по бедрам.