— Анечка, — тихо мурлыкает, — я ушел, потому что… я лелеял надежду, что если ты и влюбишься, то в меня. Только в меня, а ты…
— А я забираю свои слова обратно, — дергаюсь в его объятиях. — К черту вас двоих. Ищите другую идиотку!
— Меня от ромашкового чая уже тошнит, Ань, — его губы касаются моей шеи. — И я человек, склонный к зависимостям, и теперь моя зависимость — это ты, — проводит языком до мочки и шепчет, — и я сейчас ловлю кайф.
Прижимается к ягодицам пахом, и я чувствую его эрекцию, на которую мое тело молниеносно реагирует тянущим жаром между ног.
— Давай начнем все сначала?
Я вырываюсь и разворачиваюсь к Тимуру лицом. Глаза горят, зрачки расширены, а на лице — дикая улыбка.
— Ты, я и Рома, раз и он тебе в душеньку запал, — разводит руки в стороны. — Была у меня мыслишка от него избавиться, но… он же мой друг. мы с ним через многое прошли.
— Ты меня пугаешь, Уваров…
— А вот такой я, — Тимур щурится и делает шаг ко мне, — когда влюблен. И я тебе дал шанс жить спокойно под крылышком серьезного Ромы.
— Я не могла… вы же, как ты и сказал, друзья…
— Я бы ушел в тень, Анечка, — прет на меня и скалится в улыбке, — но Ромы тебе мало и меня бы одного было мало, ненасытная моя. Какие у тебя аппетиты, да?
— Дело не в аппетитах, Уваров.
Из арки выныривает Рома и размашисто шагает к нам. Надеюсь, бабульку он отпустил, а то лицо у него слишком мрачное.
— Хочешь двоих, — Тимур раздраженно приглаживает волосы, — получишь двоих. Я, конечно, с трудом верю, что никому из нас не отдаешь большего предпочтения. Это не похоже на правильную отличницу. Ты по законам жанра должна была влюбиться лишь единожды и в одного.
— И отличницы могут удивлять, Уваров, — я отступаю на несколько шагов.
— С этим я согласен, — двусмысленно отвечает Тимур. — Удивлять ты умеешь.
— Поговорили? — строго спрашивает Рома, когда подходит к нам.
— Да, — Тимур медленно кивает, — но, кажется, ей опять что-то не по нраву.
— Анюта? — Рома переводит на меня испытующий взгляд и вскидывает бровь. — Что опять не так? Я тут, Тимур тут, как ты и хотела. Оба решили быть с тобой. Оба.
— Как замечательно, правда? — Тимур хмыкает. — Двух подцепила на крючок.
Я и в восторге, что они оба передо мной стоят, и в ужасе. Я ведь не заглядывала в будущее после своего признания, что мы будем делать дальше. Кажется, вариант, что мы разбежимся, был для меня логичен и ожидаем. Вот так сюрприз.
— Мальчики, — прижимаю ладонь ко рту и всхлипываю. Сердце съеживается, по щеке горячая слеза бежит.
Кидаюсь в порыве нежности к Тимуру. Дарю невесомый поцелуй, обхватив холодными ладонями его лицо, а затем, притянув за галстук, целую Рому. Отстраняюсь, отступаю со слезами на глазах.
— Так, — скрипит зубами Тимур. — Кто-то решил тут драму устроить?
— Люблю… — хрипло и прерывисто шепчу, — но это неправильно…
— Да твою дивизию, Одинцова! — зло кричит мне вслед Тимур, когда бегу прочь с рыданиями. — Чокнутая и правильная стерва!
Глава 56. Влюбленный мерзавец
Влюбленная женщина - нелогичная и импульсивная истеричка. Когда я понимаю, что Тимур и Рома за мной не гонятся, то я чувствую разочарование и жгучую обиду. Должны преследовать! Да, я понимаю, что поставила точку, но почему злюсь? Я все решила: страдать, быть одной и корить себя, что испугалась.
— Всё, тебя посадят? — спрашивает Лиля, когда я врываюсь в комнату, заплаканная и растрепанная.
— Нет, — сажусь на кровать и всхлипываю. — На маму накатала заявление за клевету.
— Ну дела… — удивленно тянет Алена.
Вздыхаю и плетусь умываться. Может, в туалете запереться на несколько часов истерики? Вдруг в тесной кабинке я переосмыслю всю свою жизнь и выйду другим человеком? Холодной и бессердечной стервой? И надо признаться, что я согласна с Тимуром: влюбленность — это аддикция и зависимость, и меня неплохо так накрыло ею.
Умываюсь, опять проливаю слезы над раковиной и вновь умываюсь. И так несколько заходов. Когда я уже не могу выдавить из себя слезинки, а только безуспешно всхлипываю, то промакиваю лицо бумажным полотенцем. Криво улыбаюсь опухшему и зареванному отражению:
— Ты сильная и тебе никто не нужен.
Но я лгу. Нужен. Нужны. В тот момент, когда Тимур протянул следователю документы и справки о том, что Андрюша должен лежать в наркологической клинике под присмотром врачей, я почувствовала себя в безопасности. Пока я все эти дни страдала и плакала, он и Рома озаботились важным вопросом, который уберег в том числе и меня от решетки. Я в очередной раз все пустила на самотек.
Возвращаюсь в комнату, а чемодана моего и сумки нет. Лиля и Алена сидят на подоконнике бледные и испуганные и круглыми глазами на меня смотрят. И моего рюкзака с документами, кошельком и телефоном тоже не вижу.
— Нас, что, ограбили?
— Твои бывшие, — Лиля слабо улыбается. — Ань, ты с двумя, что ли, мутишь?
— Мутила, — Алена фыркает, — они же бывшие.
— Но суть-то одна.
— Даже если и с двумя? — Алена хмурится на Лилю. — ты их видела? Я бы тоже с ними замутила.
— Мне чернявый больше понравился, — Лиля отводит смущенный взгляд. — мой типаж. Диковатый, а второй слишком серьезный.
— Тогда я второго беру, — смеется Алена. — Люблю серьезных мальчиков, — кидает на меня хитрый взгляд, — тебе же не жалко?
— Куда они мои вещи утащили? И как их впустили? — у меня пальцы покалывает паникой.
— Аня, а почему вы разбежались? — Алена игнорирует мой вопрос. — Они налево пошли, или ты погулять решила?
— Да не похожа она на ту, кто гуляет, — Лиля вздыхает, а потом тихо добавляет, — хотя и на ту, кто с двумя мутит тоже. Хм… Я совершенно не разбираюсь в людях.
— Почему вы их не остановили? — обескураженно хлопаю ресницами.
— Ну… — Алена пожимает плечами, — растерялись. Я вот таких мужиков в своей провинции никогда не видела. Я аж печеньем подавилась. Вошли, как к себе домой…
— Даже поздоровались, — кивает Лиля и взбудоражено шепчет, — черненький зырк-зырк по сторонам и говорит: ну и дыра.
— А второй не согласился. Сказал, что видал дыры и похуже.
Лиля и Алена замолкают с круглыми глазами, а нетерпеливо спрашивают:
— А дальше?
— А дальше, Одинцова, — раздается мрачный голос Тимура, — я хотел пошутить про дыру бывшей Ромы, но не стал, потому что бывшая у нас одна, а ее дырочки меня устраивают.
Лиля и Алена густо краснеют, и я сама стою пунцовая, как вишенка. Что делать? Что предпринять? Я чувствую, как от Тимура за моей спиной веет гневом и недоброй решительностью. У меня аж волосы на руках приподнялись.
— А второй тут, — тоненьким голоском интересуюсь я у молчаливых Лили и Алены, а они медленно качают головой.
— Второй в машине ждет, — горячий выдох обжигает ухо. — Одинцова, давай по-хорошему? Не вынуждай меня на опрометчивый шаг.
— Ты мне угрожаешь? — прерывисто шепчу я.
— Именно так, Одинцова.
Глаза Лили и Алены загораются страхом, любопытством и… восторгом?
— Девочки, вы бы не могли позвать кого-нибудь на помощь.
— Нет, они бы не могли, — сердито отвечает Тимур. — Я так понимаю, по-хорошему у нас не получится?
Слышу тихий звук, будто он чем-то пшикает. Машинально хочу отскочить, но Тимур перехватывает меня одной рукой под вскрик Алены, и моего носа и губ касается шелковый платок. Неконтролируемый в панике вдох. Сладкий, приторный запах забивает носоглотку, и у меня темнеет в глазах. Наваливается слабость, подкашиваются ноги.
— Прости, Анечка, — слышу ласковый голос Тимура и чувствую его губы на виске. — Я в последние дни сам не свой.
Я цепляюсь за реальность, что плавится и растекается. Звуки сплетаются в причудливые гулкие узоры в сознании.
— Так нельзя, — говорит Алена, которая расплывается в белое пятно.
— Мне можно, ведь я мерзавец, девочки, — меня покачивает на волнах. — Влюбленный мерзавец, а это чревато спорными поступками.
— Со мной явно что-то не то, если мне это кажется романтичным? — шепчет Лиля где-то на дне теплого океана.