— Ты можешь сесть, — по-доброму сказала воспитательница, но я отрицательно покачал головой. — Ты знаешь, почему Лео плачет? — спросила она, и мой ответ был снова отрицательным. — Позволишь мне объяснить?
— Родители объясняли мне, почему люди плачут, но я не совсем понимаю.
— Ты же знаешь, что бывают слёзы счастья и грусти? — задала она вопрос, и на этот раз я утвердительно кивнул. — Как думаешь, Лео плачет от счастья?
Я внимательно вгляделся в выражение лица друга, в его глаза, в закрытую позу и только тогда ответил:
— Он расстроен.
— Верно. Даниэль, даже если не испытываешь тех же эмоций, ты можешь легко разобраться в них, просто посмотрев на человека. Считай это своей способностью, в будущем, она тебе пригодиться.
На тот момент я ещё не осознавал, насколько правдивыми окажутся её слова, но зато спустя долгие посещения врачей и психотерапевтов, понял, что смогу жить без проявления чувств.
— Лео, ты хочешь что-то сказать? — обратилась к нему воспитательница.
— Мне было обидно, когда ты сказал, что не знаешь, хочешь со мной дружить или нет.
— Поэтому ты плакал?
«— Люди могут плакать даже по таким пустякам?» — про себя подумал я.
— Мама говорит, что слово может ранить больнее ножа.
— Прости меня, — ответил я, запомнив, что эта фраза неплохо помогает.
— Так мы друзья? — с надеждой в голосе спросил Лео, но, конечно же, Дэн не мог этого разобрать, поэтому просто согласился.
— Вот и хорошо, что вы помирились, — сказала воспитательница. — А теперь отправляйтесь на обед. И Даниэль, помни, что я тебе сказала. Люди на самом деле открытые книги и возможно, у тебя получится их прочитать даже лучше, чем всем нам.
Даниэль снова смотрел на белые стены, но в этот раз он пришёл в больницу не из-за своего очередного обследования.
— Вы должны готовиться к худшему, — вынес свой вердикт лечащий врач их семьи.
— Неужели вы ничего не можете сделать? — умоляюще спросила женщина.
— У него последняя стадия. Мне жаль, но единственное, что вам остаётся, быть с ним и попытаться держаться. Ваши негативные эмоции только хуже скажутся на нём. Он не хотел бы видеть вас расстроенной в отведённое ему время.
— Я ничего не знала. Как это может быть последняя стадия? Он ничего не рассказывал и даже не жаловался на боли. Если бы только… — она зашлась слезами, не в силах закончить фразу.
— Поэтому он и не говорил вам. Если бы вы узнали раньше, смогли бы нормально жить? Не думайте, что он лгал вам. Он просто пытался уберечь вас от боли, которая бы только накапливалась день за днём. Представьте, как тяжело бы ему было каждый раз видеть вместо вашей улыбки, слёзы? Он бы винил себя за это. Иной раз лучше промолчать.
— Вы думаете теперь мне не больно?
— Но вы хотя бы смогли всё это время держать его на плаву. Мне не раз приходилось терять близких, поверьте, я прекрасно вас понимаю. Но иногда я бы предпочёл не знать их диагноз. Когда умирала моя жена, я стал совсем другим по отношению к ней. И в последние часы, она сказала слова, которые я никогда не забуду: «Как жаль, что во время болезни ты стал уделять мне больше внимания. Тем самым я только больше понимала, что действительно умираю». Поэтому советую вам, даже сейчас, когда узнали правду, старайтесь жить так, как и до этого.
— Спасибо вам. Я так и сделаю.
— Можете зайти к нему, он уже пришёл в себя.
Когда мы вошли в палату, отец сразу же лучезарно улыбнулся, будто это было чем-то обычным, и он просто здесь отдыхает. Мама взяла себя в руки и улыбнулась ему в ответ, затем присела на край кровати и сказала самым обыденным тоном:
— Как у тебя получается даже в больничной одежде выглядеть так красиво?
— Согласись, что ты вышла замуж за лучшего мужчину страны.
— Мне действительно сказочно повезло.
Я наблюдал за ними со стороны, и в этот самый момент, мне действительно хотелось прочувствовать весь спектр эмоций. Насколько же сильными они были, что смогли так ловко притвориться, будто у них ещё долгие годы впереди. Через четыре месяца отца не стало. И в день прощания, пока вокруг все оплакивали потерю, я стоял с безразличным лицом, словно это был чужой мне человек. Учась в начальных классах, мне приходилось часто подделывать мимику, я тренировал её дома перед зеркалом, и хотя выглядело это всё вымученным и неестественным, никто не доставал меня расспросами, что я как-то отличаюсь. В старших классах это уже не помогало, пошли слухи, и только Лео, который всегда был рядом, помогал утихомирить всех, кто болтал про меня лишнего. Плюс отсутствия эмоций был в том, что меня это никак не волновало. Но почему-то сильно задевало моего друга, а возможно ему просто было приятно чувствовать себя героем, ведь в школе он заслужил авторитет, и одно его слово имело огромный вес.