— И я всё ещё злюсь, — откровенно лгала, противореча своим же собственным требованиям.
— Я не против. Буду искупать вину до самой старости, — снова поддразнивал, играя с моей выдержкой.
Этим днём я больше не пошла на пары. Как и он. Остаток дня мы провели у него дома, где не отлипали друг от друга ни на миг, а в перерывах страсти много разговаривали. Обо всём. Казалось, мы не могли наговориться. А после вновь занимались сексом. Демьян был слишком ненасытен, не желая отпускать меня домой. Но несколько пропущенных от отца красноречиво указывали на моё обязательное присутствие дома. В университете мы виделись с Демьяном не так часто, потому что половину времени он отсутствовал на учебе, сдавая экзамены экстерном. Но почти каждый день он приезжал ко мне вечером, ожидая у подъезда. Не смотря на неодобрительные взгляды моего родителя, Дем всё-таки нашёл с ним общий язык и со временем мой папа всё же ослабил хватку, позволяя мне оставаться ночевать у своего парня.
«Парень»
Первое время произносить это в мыслях было слишком непривычно, как и видеть этого парня среди моих друзей. Женька и Вася, будучи в курсе произошедшего, поначалу относились к нему слегка настороженно, но, судя по всему, моя слишком счастливая физиономия дала им понять, что можно расслабиться.
— Чокнутая влюблённая, — хихикала Женька мне на ухо, когда я в очередной раз глупо улыбалась, видя, как он ждёт меня на парковке. Откинувшись на сидении, он что-то увлечённо смотрел на своём телефоне. И было лишним спорить, потому что таковой я и была.
Влюблённой.
Глава 31
Сонно потягиваясь, Демьян не хотя открыл глаза, чтобы посмотреть на источник шума, а точнее на пыхтевшую девушку. Бормоча ругательства под нос, она носилась из угла в угол, собирая разбросанную на полу одежду.
— Каминский, — бухтела она, удручённо глядя на помятого вида футболку. — Я больше не буду оставаться у тебя ночевать перед важными событиями.
Волосы её были растрепаны, а брови хмурясь образовывали небольшую морщинку на лбу. Четырхнувшись, она направилась к утюгу, собирая причёску в небольшую дульку, из которой выбивалось несколько прядей. Волнистыми локонами прядки ложились на шею и взглядом следя за ними, он подумал совсем о другом дне, совсем далёком по времени, но сейчас словно наяву увидел себя на одном из гоночных мероприятий. Где этот медный каскад привлёк его внимание, цепляя взор среди всей толпы и удерживая на себе. Солнечный закат багровым светом играл на огненно-рыжих волосах девушки, что с воодушевлением наблюдала за происходящим на трассе. А он за ней. Словно делая что-то неприличное, разглядывал её, отмечая, как лёгкий румянец касается щек, после чего она весело улыбается, и эта улыбка отображается в её глазах озорным блеском. Поддаваясь неведомой власти, уголки его губ тянулись вверх, заражаясь её энергией.
Она выделялась среди этой серой толпы. И не только среди неё, потому что он знал, насколько она может притягивать внимание, даже не прикладывая к этому особых усилий. Он знал это, потому что помнил её. Точнее, почему-то не мог забыть, увидев в одном из баров, который изредка посещал.
— Сделай кофе, я подвезу тебя, — бросил он, вставая. Ничуть не смущаясь своей наготы, прошествовал мимо Михайлины с усмешкой замечая за тем, как она, краснея, отводит взгляд. Ему нравилось её дразнить. Нравилось, как она проявляет свои эмоции и каждый раз по-разному реагируя на любую из его шуток или действий. Нравилось, как загораются её глаза, когда злиться или же наоборот, радуется. Тогда она больше похожа на ребёнка, восторгаясь чему-либо. Однако больше ему нравилось, когда в этом зелёном блеске отражались страсть и желание. Как мутнеет пороком её взгляд, когда она, задыхаясь под ним, произносит его имя.
Выйдя из душа, направился на кухню, где Михалина уже восседала на стуле с укором поглядывая на него, но, всё же, молча протягивая кружку с ароматным кофе. Запах наполнил лёгкие, но к напитку не притронулся, смотря как девушка пригубляет свой стакан сока, задумчиво уставившись в окно. Это было своего рода ритуалом, когда она в полнейшей тишине могли завтракать или просто, как сейчас, каждый наслаждаться своим напитком. И тишина не казалось навязчивой или некомфортной. Это было ещё одним пунктом в списке того, что приносило ему удовольствие. Как и её нахождение в этой кухне. Слишком естественно, что никак не увязывалось с его жизненным устоем, ломавшимся подобно скорлупе. О хотел видеть её каждое утро на кухне, в постели, да и не только утром. Каждый день, а не когда ей приходится отпрашиваться, что неимоверно раздражало. Он помнил, когда говорил её отцу о своих серьёзных намерениях, и ни разу, чёрт возьми, не менял своего решения, с каждым разом всё укрепляясь в своём мнении.