— Сюда. — Циркулярка коротко взвизгнула у меня над ухом, и я было самостоятельно устремился вперед, но тут же понял, что меня отнюдь не просто поддерживают под локоток, меня держат за локоть, да так крепко, что не выдраться.
Впрочем, возмутиться я не успел, потому что через три шага мы оказались на тротуаре, возле темной громады «кадиллака», задняя дверца которого отворилась, а из нее нам навстречу легким движением выскочила, надо полагать, сама хозяйка.
Первым моим чувством при виде ее было неприятное удивление. Я всегда неприятно удивляюсь, когда оказываюсь рядом с женщиной на голову выше меня ростом. Это странно, потому что сам-то я природой не то чтобы обделен — сто семьдесят пять сантиметров, что называется, в холке. Скорее всего какие-то глупые неосознанные комплексы. Но все равно удивляюсь каждый раз пренеприятнейшим образом. Все дальнейшие впечатления, надо думать, я получал уже исключительно в этом свете.
Мадам Фураева была похожа на огромную куклу Барби. Глаза в пол-лица, щеки-яблочки, фигура стройна и пропорциональна. Но почему-то не отпускала мысль, что все пластмассовое. Барби была наряжена в строгий шелковый деловой костюм, впрочем, не без разреза, при каждом шаге дающего полюбоваться красотой ног. Больше всего я боялся, как бы она не протянула мне руку для поцелуя, но, слава Богу, обошлось без этого.
— Боже, Петрик вас, наверное, напугал! — с легким смешком сказала Диана, глядя на меня сверху вниз, и я разозлился от того, что мой испуг так явственно заметен. — Вот в такого урода его Афган превратил, но это внешнее, на самом деле он добрый и мягкий. Не волнуйтесь, он ничего не слышит, — добавила она, опережая мое удивление, и предложила: — Давайте прогуляемся.
Я не успел опомниться, как она уже держала меня под руку и мы шагали по мокрому тротуару, при этом Диана говорила, не давая вставить слова:
— Когда дети с няней на отдыхе, я обычно ужинаю здесь. В обществе Петрика. Он у меня и водитель, и охранник. А после ужина люблю прогуляться, мой дом тут неподалеку. Брожу старыми московскими переулками, а Петрик тихонько едет сзади. Такова участь одинокой женщины, — вздохнула она горестно, но мне послышалось в этом еще и легкое кокетство.
Я оглянулся: «кадиллак», еле слышно урча, действительно следовал за нами шагах в десяти. Участь одинокой, но очень богатой женщины.
— О чем вы хотели поговорить со мной? — поинтересовался я.
— О чем? — удивленно переспросила она. — Об убийстве моего мужа. Потому что если это действительно убийство, то мне известно, кто его убил.
— Вот так прямо и известно? — я остановился как вкопанный. Но получить разъяснения немедленно мне не удалось, причем по причине нелепейшей.
По Ордынке со стороны Кремля в нашем направлении неслась вереница огней. Они приближались на огромной скорости — красные, синие мигалки, слепяще-желтые фары дальнего света. Мы даже не успели отпрянуть, как три черных «мерседеса» промчались мимо, обдав нас холодным и мутным душем из-под колес.
— Ах, мать твою, слуги народа! — с неожиданной яростью потрясла им вслед пластмассовым кулачком прелестная вдовушка: весь ее элегантный туалет был напрочь заляпан грязью. Впрочем, она тут же взяла себя в руки и расхохоталась, разглядывая испорченные юбку и жакет: — Так мне и надо, нечего прогуливаться в такую погоду!
Моим джинсам и куртке тоже досталось. Диана махнула рукой, подкатил «кадиллак», мы нырнули в его натурально-кожаную утробу, Петрик рванул с места, буквально пару минут покрутился переулками и дворами, после чего притормозил перед мраморными ступенями подъезда, вход в который сторожили два бронзовых льва.
Следует признать, что этот домик превосходил, пожалуй, все виденные мною за время сбора нынешнего материала. Да что уж там — вообще все виденные. С ним не шли в сравнение последние земные прибежища ни крупного госчиновника, ни даже вора в законе. Начать с того, что, кроме львов, подъезд сторожили также два молодых человека в костюмах и при галстуках, с пистолетами в кобурах на поясных ремнях. Третий сидел в маленькой комнате для охраны перед мониторами — похоже, телекамеры здесь стояли не только над входом, но и на крыше. Молодые люди были коротко стрижены, подтянуты и даже под пиджаками видно, как накачаны, что сообщало об их прошлом не меньше, чем бронзовые львы о прошлом охраняемого объекта.
В постперестроечные времена мне уже приходилось видеть парадные, где новые жильцы отделывали стены каррарским мрамором, но чтоб натуральным мореным дубом — первый раз. Поспешив вперед, Петрик ткнул пальцем кнопку, и бесшумно разверзся лифт, весь в зеркалах. Если б мне сказали, что венецианских, поверил бы не моргнув глазом. Перед выходом из лифта на площадке лежал роскошный ковер ручной работы, по которому мы все, оставляя грязные и мокрые следы, прошлепали к двери в апартаменты. Я уже был готов ко всему: гранитный фонтан посреди квартиры размером с тот, что на Страстном бульваре, меня не слишком удивил бы. Но фонтана не оказалось. Зато имелось что-то вроде зимнего сада, где среди пальм и свисающих с потолка лиан летал даже один разноцветный попугайчик, что лично я посчитал почти равноценной заменой.
Диана скрылась за похожим на гигантский лопух папоротником и через минуту вернулась с одежной щеткой для меня. Пока ее не было, Петрик все время стоял возле двери и молча безотрывно на меня пялился: наверное, смотрел, как бы я чего в этом лесу не стибрил. Но Диана быстро положила этому конец.
— Домой! — резко махнула она ему рукой. — Свободен! Вали в гараж! — Я вообще заметил, что она с ним не очень-то церемонится. Но он стоял, глядя на нее исподлобья и никуда не думая двигаться.
Диана обернулась ко мне со смешком:
— Боится оставить меня с вами без присмотра. Между прочим, он прекрасно умеет читать по губам. Когда хочет.
Она нетерпеливо выхватила из кармана жакета миниатюрный блокнотик с розовыми страничками и ручку, нервным стремительным почерком написала: «Человек из газеты, он меня не съест. В гараж. Завтра в 8.30», резким движением вырвала листок и сунула его в руки Петрику. Он опустил на него глаза, потом сложил и спрятал в карман. По-военному повернулся через левое плечо, но прежде чем входная дверь захлопнулась за ним, циркулярка дважды взвизгнула:
— Спокойной ночи.
Может, мне показалось, но не только я, а и сама хозяйка вздохнула с облегчением, когда он ушел. Моему воображению было недоступно, как можно целый день проводить в обществе этого кадавра.
— Проходите в каминную, — сказала Диана. — Я сейчас.
Это была не столовая, даже не гостиная, а именно каминная. Кроме украшенного старинными изразцами очага, почти все убранство состояло из широкого дивана карельской березы и пары низких кресел с удобными подушками. Стены украшало несколько полотен с буколическими пейзажами, уходящие вправо и влево высокие резные двери намекали на наличие анфилады. Господи, куда меня занесло?! Но тут же я постарался взять себя в руки, вспомнив мысль старика Хэма о том, что богатые люди отличаются от прочих только одним: у них много денег.
Диана вернулась минут через пять — в белоснежном с редкими бледно-розовыми цветами кимоно, упала в кресло напротив меня и поинтересовалась, не хочу ли я разжечь камин. Правда, горничная уже ушла, но в кладовке, кажется, есть наколотые дрова и лучины... В такую промозглую погоду было заманчиво посидеть у огня, но я почему-то упрямо решил не поддаваться на всякие буржуазные штучки (комплекс мальчишки с рабочих окраин, как говорит Артем) — и твердо отказался. По той же причине я последовательно отверг предложения коньяка, вина, сигары, трубки и согласился лишь на сигареты. Да и те вытащил из собственного кармана. Диана тоже закурила, уселась поудобнее в кресле, поджав свои ненормально длинные ноги, и спросила, с чего ей начать. Я посоветовал ей начать прямо с того, кого она считает убийцей своего мужа. Она согласно кивнула, выпустила в потолок длинную задумчивую струю дыма и, поскольку была женщиной, начала с совершенно другого.