За моей спиной полыхнуло в полнеба, кругом сделалось светло как днем. Опять что-то рвануло в трюме, и, обернувшись, я увидел, как бывший речной трамвайчик накренился еще больше и начал медленно уходить под воду. Все это напоминало картину «Пожар в бардаке во время наводнения». На моих глазах одна из проституток, сорвав с себя черное платье и оставшись в чем мать родила, вспомнила, видать, комсомольскую юность и эффектно сиганула ласточкой. Другие посетители казино не так красиво, но тоже один за другим валились в реку. «ЗОЛОТО МИРА», нещадно чадя, уходило на дно. Если я правильно понимал смысл происходящего, Рикошет со товарищи сполна расплатился с Барином за смерть Ступы.
Оказываясь на берегу, игроки немедленно разбегались в разные стороны. Похоже, в свидетели поджога никто не рвался. Как, впрочем, в Общество спасения на водах и в добровольную пожарную дружину. Ожила, засветилась огнями, зарычала моторами автостоянка. Прибыв сюда одной из последних, моя «копеечка» стояла, по счастью, с самого краю. Скорым шагом направляясь к ней, я уже на ходу доставал из кармана ключи, как вдруг замер, внезапно пораженный стыдом и тревогой: где Стрихнин?
Черт побери, да ведь я потерял его из виду в ту самую секунду, как ворвавшиеся бандиты начали поливать из автоматов! Какая же я скотина, трусливая и эгоистичная! Повернув обратно, я бросился в сторону причала. Глаза напряженно искали моего напарника по сегодняшним приключениям в толпе темных фигур, мечущихся на фоне пожарища, но все безрезультатно. И вот, когда я уже совсем отчаялся, подозревая самое худшее, кто-то сзади крепко ухватил меня за рукав и знакомый голос с явным облегчением произнес:
— А ну быстро, сарынь на тачку!
Через полминуты мы уже мчались по набережной, прижимаясь к обочине, чтобы пропустить с ревом несущиеся нам навстречу пожарные машины. Видимых повреждений на Стрихнине не имелось, зато от него остро пахло бензином и гарью, лицо и роскошный костюм были кое-где испачканы сажей, а под рубашкой что-то оттопыривалось. Когда мы отъехали подальше от места происшествия, он сунул руку за пазуху, извлек оттуда для моего обозрения объемистый пакет и сообщил:
— Лысый, падла, хотел уйти с моим гальем. Пришлось его мокнуть.
Руль от испуга дернулся в моих руках, «копеечка» чуть не вылетела на тротуар.
— Да не в смысле — замочить, — успокоил меня Стрихнин, — а в прямом смысле.
Я потребовал объяснений, и он, поначалу продолжая путаться в дебрях семантики, объяснил:
— Я, понимаешь, пригрозил его окунуть... Ну, не в смысле ментам сдать, а в смысле — в речку... А он труханул — в смысле испугался. И тогда мы с ним махнулись не глядя: мне капуста — ему спасательный круг...
Поздравив его с удачей, я поинтересовался:
— Что теперь будешь делать?
— Куплю себе домик на берегу Средиземного моря, — ухмыльнулся он. — И буду там кайфовать, как Алексей Максимыч Пешков.
Стрихнин запустил руку в пакет, на ощупь вытащил оттуда горсть стодолларовых бумажек, швырнул ее мне на колени и сказал:
— Твоя доля. Только не вздумай отказываться, человек с деньгами — это звучит гордо!
Впереди показалась стоянка такси, на которой ожидали клиентов две или три машины, и Стрихнин махнул рукой:
— Тормози. В прямом смысле.
Прощание получилось коротким:
— Долгие проводы — лишние слезы, — объяснил он. — А нам лишнего не надо.
Мы коротко обнялись и разъехались. Я домой. А он, вероятно, прямым ходом на остров Капри.
28
«Харлей-дэвидсон»
Как скелет доисторического монстра, возле нашего подъезда все еще торчал обгорелый остов «бээмвушки». Memento mori, напоминание о смерти. Но мне он напомнил еще кое о чем. Стрихнин уже заработал себе пенсию и отвалил в теплые края. А моя работа продолжалась. Светало, и значит, скоро в скверик на Чистых прудах должен прийти человек, через которого тянется цепочка от заказчиков к наемным убийцам.
Поразмыслив, я решил, что ложиться спать глупо: пара-тройка часов сна все равно ничего, кроме головной боли, не принесут. А вот если заменить их двумя чашками крепкого кофе и холодным душем, можно будет, пожалуй, продержаться до вечера.
Почему-то именно под ледяными струями мне всегда думается лучше всего, в голову приходят отличные мысли. Не исключено, что они забредают туда, спасаясь от холода. Но сейчас все соображения выглядели тусклыми и беспросветными, как дождливый осенний вечер. За серой пеленой не проглядывало никакой обнадеживающей перспективы. Ну, положим, он придет. Ну, представим, я его, как любил выражаться мой недавний жилец, срисую. Дальше что? Все-таки у нас со Стрихнином и задачи несколько разные, и, с позволения сказать, социальный статус несколько отличается: я не могу собирать материал для новой статьи с помощью гранат, пусть хоть и учебных.
С другой стороны, не идти тоже нельзя, такими шансами не бросаются. Все, что остается, это попытаться отследить человека с «дипломатом», чтобы выяснить, кто он такой. А там — куда кривая вывезет. На всякий случай я разыскал в шкафу свой старенький «кэнон», тыщу лет не бывшую в употреблении «мыльницу». Не Бог весть какая техника для скрытой оперативной съемки, но, как говорится, за неимением гербовой... Надо только по дороге купить к нему батарейки и пленку.
К месту встречи я прибыл загодя, чтобы провести рекогносцировку. Вследствие раннего часа сквер был почти пустынен, только на одной из скамеек грелся в утреннем солнышке старичок в чесучовой паре, да несколько ребятишек у самой воды кормили хлебом лебедей. Гордые белые птицы принимали пищу, соблюдая достоинство, лениво и снисходительно. Поднявшись на ступеньки «Современника», я вытащил «кэнон» и заглянул в видоискатель. Результат оказался удовлетворительным: отсюда просматривался весь сквер, берег пруда и лебеди. Следовательно, я со своей «мыльницей» вполне при случае сойду за безобидного болвана-туриста, фотографирующего на память умилительные московские виды.
Теперь предстояло решить вопрос подходов и отходов. Тот, кого я ждал, мог приехать на машине, на трамвае или прийти пешком. Соответственно, так же он должен был и ретироваться. Вариант с трамваем я поставил на последнее место: как-то не слишком верилось, что серьезный человек, связанный с крутым криминальным бизнесом, может припилить к месту «стрелки» на «аннушке».
На второе с конца места мною был определен приезд на машине прямо к скверу. Однако так мог бы поступить только тот, кто ничего не опасается, а все эти штучки с сообщениями на пейджер и прочими атрибутами конспирации и взаимной анонимности свидетельствовали, что наш случай далеко не таков.
Самым же перспективным я сам себе постановил считать вариант, при котором человек с «дипломатом» прибудет на машине, но оставит ее где-нибудь не слишком близко, но и не слишком далеко, а непосредственно к скверу придет на своих двоих. Исходя из этого наиболее вероятного предположения мне и предстояло наметить собственную диспозицию, желательно с учетом и всех остальных возможностей, вплоть до трамвайной.
Пожалуй, удобно было бы оставить машину на том берегу пруда, где-нибудь возле кафе «Ностальжи». Но можно и на этом, если со стороны Покровки проехать мимо «Современника» дальше по направлению к метро и пешком вернуться обратно. Существовало также третье место, самое, наверное, удобное: короткий перешеек между двумя сторонами Чистопрудного бульвара, проезд, идущий вдоль знаменитой гостиницы восемнадцатого века у Покровских ворот. По крайней мере, оно представлялось самым удобным для меня: отсюда можно было, не слишком дергаясь и не привлекая лишнего внимания, двинуться за объектом в любом из вышеназванных случаев. Именно там я запарковал свою «копеечку», после чего, очень гордый собой и своей смекалкой, занял позицию на ступеньках театра и принялся ждать.