— Хорошо, — он сделал вид, что сдается на милость победителя, — убедили, что суд учитывает чистосердечное признание при вынесении приговора. И я готов все честно рассказать и показать.
— Давно бы так, — приободрился следователь, подался вперед, предлагая сигареты. Шумилин с наслаждением несколько раз затянулся и выразительно покосился на наручники, недвусмысленно намекая, что они мешают. Старлей намеревался было вызвать охранника, но передумал, порылся в карманах, нашел ключ и сам освободил руки обвиняемого. Тот вздохнул с облегчением. Главное теперь — бесшумно отключить следователя, чтобы не переполошить охрану за дверью.
— Можешь использовать мебель в моем кабинете, — предложил представитель правоохранительных органов. — Поставь стол и стулья так, чтобы они напоминали купе. Затем покажешь, кто где сидел или стоял и как ты действовал.
— Капитан сидел здесь, — указал Шумилин на стул и затушил в пепельнице сигарету.
— Так, что дальше? — Следователь поместил на указанное место свое массивное тело. Он хотел еще что-то сказать, но не успел. Спортсмен метнулся ему за спину и обхватил рукой за шею. В его планы не входило душить работника милиции, он лишь слегка придавил сонную артерию и отпустил. В себя хозяин кабинета пришел буквально через пару минут, но с кляпом во рту и пристегнутым наручниками к батарее отопления. Его выразительный взгляд говорил, что парень лишь усугубляет свое положение.
— У меня нет другого выхода, — словно подслушав мысли офицера, ответил Виталий. — Поверь, настоящий убийца избежал наказания.
Следователю, лишенному возможности передвигаться и даже говорить, ничего не оставалось, как наблюдать за дальнейшими действиями подследственного. А тот закрыл папку с собственным уголовным делом и подошел к двери, прижавшись спиной к стене. Глухой, но довольно громкий хлопок толстой папки, естественно, привлек внимание охранника за дверью. Он приоткрыл дверь и просунул голову. Следователя он заметил сразу, но предпринять каких-то решительных действий не успел. Захват кандидата в мастера спорта по вольной борьбе и кувырок в воздухе помешали ему. Заломленные за спину руки не позволяли дотянуться до кобуры с оружием. Единственным оружием оставался голос, и он собирался позвать на помощь. Но Шумилин предугадал его намерения и предупредил:
— У меня нет желания причинять тебе боль, но если раскроешь рот… — и охранник почувствовал у виска холодное прикосновение металла. Не так уж сложно было догадаться, что подследственный воспользовался его же табельным оружием. Он знал, что Шумилина арестовали за подобное преступление, и не сомневался, что он может выстрелить, поэтому молча кивнул. И сразу почувствовал облегчение: Виталик отпустил его. Охранник поднялся и размял руки. Сидящий на стуле с пистолетом Виталик давал понять, чьи указания ему следует выполнять в обозримом будущем.
— Раздевайся, — приказал он.
— Что делать? — не понял охранник, считавший, что подследственный попал в безвыходное положение и обезвреживание его преступных деяний лишь вопрос времени. Но как бы там потом ни сложилось, в настоящий момент он хозяин положения и диктует свои условия, невыполнение которых может стоить жизни. По крайней мере, так считал человек под прицелом. На самом деле стрелять Шумилин бы не стал, скорее всего, вновь воспользовался бы физическим превосходством. Мысли же охранника лишь повышали шанс осуществить задуманное без лишнего шума.
— Снимай форму, — приказал он милиционеру, который уже минут через пять занял место рядом со следователем и тоже с кляпом во рту, но с некоторыми несущественными отличиями: на нем оставались только носки, майка и трусы, а запястья рук стягивал брючный ремень. На Виталика он взирал как на человека, подписавшего себе смертный приговор. Шумилин поправил фуражку и одернул китель.
— Приношу извинения за вынужденные неудобства.
В коридоре новоявленный старшина милиции столкнулся лишь с подполковником, которому козырнул, а тот ответил кивком головы, даже не взглянув на сотрудника. У выхода на улицу надвинул фуражку на самые брови и еще раз отдал честь дежурному, который был занят разговором по телефону и машинально ответил на приветствие. Вот и свобода! Но беглец понимал, что без шинели или форменной куртки в это время года он привлекает к себе излишнее внимание, поэтому, вытянув руку, проголосовал на дороге.