— Ну что? — спросил он, едва тот вошел в комнату.
— Жена и дочь в тяжелом состоянии, мельник получше.
— Как все произошло? — Прохоровский торопился растворить в вопросах-ответах неприятный осадок, оставшийся от разговора с Маякиным.
— Банда ворвалась в дом около восьми вечера. Забрали почти все денные вещи и деньги, что были в доме. Поживились и в других домах. Остальное вам, наверное, рассказали. — Начальник милиции едва заметно кивнул. Госк бросил быстрый взгляд на обоих, почувствовав, что между ними что-то произошло, но закончил спокойно и деловито: — Все это сообщила мне их работница. Хозяин вообще отказался со мной разговаривать.
— Вы опросили население? Может быть, люди узнали кого-то из бандитов?
— Спрашивал многих, но все как в рот воды набрали. Очень напуганы. — Госк заметил, как Прохоровский скосил глаза на председателя, который начал проявлять беспокойство.
На улице слышался шум, крики: «Стой! Куда? Стой, тебе говорят!» Потом взвизгнула дверь, и в комнату вихрем влетел мальчуган. Через секунду он висел на Маякине и что-то горячо шептал ему на ухо.
— Вот, стало быть, сын мой меньшой, — сказал наконец Маякин, легонько отстраняя мальчика. — И где банда теперь, могу подсказать…
Когда они выходили, председатель Совета придержал Госка и, глядя в спину начмила, спросил негромко:
— Начальник-то ваш из каких будет? Рабочих или крестьян?
— Нет, он раньше по технической части на фабрике служил.
— Во! В самую точку, — удовлетворенно хмыкнул Маякин, но старший уполномоченный уже не слушал: отряд рванулся из деревни. Госк поскакал за ним.
Лес начинался сразу за погостом. Сосновый бор встретил одурманивающим спокойствием. На первой же поляне Прохоровский остановил людей.
— Товарищи, есть среди вас те, кто знает эти места?
Вперед выехал Сытько.
— Обходной путь к сторожке лесника знаете? Поведете часть отряда, а мы пойдем основной дорогой. Начнете по нашему сигналу… Что у вас, товарищ Госк?
— Надо бы послать в город за красногвардейским отрядом.
— А вы уверены, что, пока мы будем ждать подкрепления, банда не скроется? Нет? И я нет!
— Может быть, тогда полезнее хотя бы не разрывать отряд на части?
— Полезнее для чего: для революции или для собственного здоровья?
Госк побледнел, а Прохоровский, повернувшись скомандовал:
— Вперед!
Отряд разделился.
Выстрелы услышали, не проехав и полпути.
— Неужели опоздали?! — похолодел Госк, но Сытько уверенно ответил:
— Нет, наш путь короче, а мы и трех верст не проехали.
Через кусты, бугры и ямы, через сухостой и валежник они устремились навстречу стрельбе, которая становилась все ожесточеннее. Перебегая от дерева к дереву, милиционеры приблизились к месту перестрелки, но понять, кто где, было почти невозможно: выстрелы грохотали беспорядочно и, казалось, со всех сторон.
Впереди показалась небольшая поляна. Они хотели проскочить ее с маху, но едва выбежали на простор, пули засвистели у самого уха. Милиционеры бросились на землю, замерли.
Кто-то, ойкнув, упал рядом. Госк повернул голову.
— Тимонин, ты? Ранен?
— Нет, ногу подвернул. — Яша облизнул пересохшие губы. — Наши справа, я Довьяниса заметил… А бандиты там, за кустарником.
— Вижу. Их немного. Мы сейчас броском, передай остальным: дружно, по команде!
Внезапно стрельба стихла. Эхо последних выстрелов, петляя в сосновых коридорах, медленно угасло. Лес оцепенел. Но ненадолго. Через минуту раздались треск, ржанье, топот: меж деревьев замелькали люди.
— Уходят! Уходят! — закричал Госк и побежал через поляну.
Кустарник, густой и цепкий, хлестал по лицу, хватал за одежду, мешал стрелять. Когда выскочили на ровное место, было поздно: далеко впереди таяли расплывчатые фигуры.
Подбежали остальные.
— Все целы? — спросил Госк.
— Все! — ответил за всех Яша.
Из березняка выехал Прохоровский. Левая рука, кое-как обмотанная тряпкой, висела на перевязи. Подъехав, осторожно слез с седла.
— Лынькова убили, трое ранены, — хмуро сообщил он.
— И вы тоже?
— Пустяки. — Он пошевелил пальцами, убеждая, что рука почти здорова. — Понимаете, выскочили лоб в лоб… Я как чувствовал, что они там не задержатся.
— Вот и надо было подождать…
— Как вы и предлагали, так вы хотели сказать? — перебил Прохоровский. — И понимать вас следует таким образом, что во всем виноват один начальник милиции, а я, мол, умываю руки!
— Таким образом меня понимать не следует! — глухо ответил Госк.