«Прав отец Сергий, — думал Дементий Ильич, — большое испытание выпало нам на долю. Главное сейчас — выстоять, вцепиться в землю ногтями, зубами, но выстоять, не поддаться сомнению и отчаянию. Опоры в доме нет, не на кого положиться. Эх, Илья, Илья…»
Мать и дочь вошли в сумрачную комнату. Дочь выше матери, крепкая, черноволосая, с крутыми бровями, больше похожа на отца. С годами сходство — и внешнее и внутреннее — проявлялось все выразительнее.
— Рассказывай, Лизавета!
— Чего рассказывать-то? — Лиза зевнула.
— Будто нечего, — поджала губы Евдокия Матвеевна.
— А уж вам, маманя, все не так, все не эдак!
— Хватит вам! — прикрикнул Субботин. — Я тебя спрашиваю, Лиза, о чем ты с матерью давеча разговаривала.
— Неужто до утра нельзя было подождать?! Я сказала мамане, что была у подружки, и все.
— Все ли? Ты мне слово скажи, от какого мать сама не своя.
— Контрибуция, что ли? Это Верка Сытько сказала.
— Та, что в Совете пристроилась? Ну-ка, расскажи все, о чем вы с ней ворковали. А наперед больше слушай, вникай во все да поменьше разговаривай. Поняла?
3
На лоскутке бумаги бледно-голубоватого цвета было написано: «В народную милицию. Сообщаю! На нашей фабрике некоторые несознательные, а если сказать прямо — контрреволюционные элементы агитируют не работать. У тех же, кто не поддается на злобную агитацию, ломаются станки и другое оборудование, и никто его не ремонтирует. Нам, рабочим, на такие дела смотреть больно, потому, как говорил товарищ Ленин, это наше теперь, то есть народное, достояние…»
— Вы что-нибудь поняли? — спросил начальник милиции Сергей Прохорович Прохоровский у своего заместителя Кузнецова.
— Что ж тут понимать? Фабрикант Лузгин дезорганизует производство. Саботаж, одним словом.
— Это мне растолковывать не надо. Я имею в виду другое: может быть, автор вводит нас в заблуждение?
— Это нетрудно проверить, — сказал Кузнецов. — Мне бы хотелось предостеречь вас от излишней подозрительности: нам работать с народом и для народа, а это пишет рабочий человек…
— Рабочие тоже разные бывают, — перебил начальник милиции. — Я, когда трудился на фабрике, всяких повидал… н-да… А вот замечание меня удивило: не ваша ли большевистская партия постоянно и настойчиво твердит о бдительности?
— Да, наша партия учит бдительности. Но мы не отождествляем бдительность и подозрительность.
— Возможно, — сухо ответил Прохоровский. — Однако автор этого письмеца имеет намерение подорвать у нас доверие к промышленникам, которые трудятся на оборону государства от его извечных врагов.
Прохоровский не желал осложнять отношений с Кузнецовым с первых дней совместной работы. Мелькнула мысль объяснить этому немолодому седеющему человеку, что за те несколько труднейших месяцев работы начальником милиции он ничем не запятнал себя, хотя и догадывается, зачем к нему, человеку, не принадлежащему ни к какой партии, Совет направил большевика. Но Сергей Прохорович сдержался и, чтобы прервать неприятно затянувшуюся паузу, проговорил чуть глуховато:
— Я думаю, расхождения в наших взглядах не должны идти во вред делу.
— Не должны, — согласился Кузнецов и поднялся. — Хватит на сегодня. Пошли, полночь скоро…
Они спустились на первый этаж по выскобленным до блеска сотнями ног ступеням и вышли на улицу. Было свежо и тихо. Дома, деревья, заборы в мягком лунном свете стояли, словно к чему-то прислушиваясь.
— Люблю эту пору, — вздохнул Николай Дмитриевич, — раскрепощает душу. Смотришь в небо и, кажется, плывешь невесомый…
— А для меня ночь — просто ночь, никаких эмоций.
Несколько минут шли молча.
— Ладно, — тряхнул головой Кузнецов, словно отгоняя ненужные мысли. — Что будем делать с письмом?
Свернули на Большую Всехсвятскую улицу, короткую и узкую, названную Большой по явному недоразумению.
— По всей вероятности… — начал Прохоровский и не договорил, насторожился: навстречу с другого конца улицы шли трое.
Увидев Кузнецова и Прохоровского, они остановились, о чем-то посовещались, потом неожиданно быстро скрылись в ближайшем переулке.
Прохоровский, не проронив ни слова, бросился за ними. Николай Дмитриевич догнал его у поворота и выдохнул:
— Что вы хотите делать?
— Еще не знаю, но не упускать же их, не выяснив, куда идут в такой час, — остановился Сергей Прохорович. — Давайте так: пойдем по обе стороны переулка, а в конце, если их не обнаружим, вы свернете влево, а я вправо. Оружие при вас? Если что, стреляйте без предупреждения.