Мышык Лев Федорович
Не вернувшийся с холода
Часть 1-1
Необходимое предисловие.
Как учит нас партия и правительство в лице братьев Стругацких (с), стихи существуют “либо знакомые, либо скверные.” Встречая в тексте знакомые стихи, знайте, что со мной поделились Игорь Растеряев; авторы мюзикла “Мибу-ро”; А.С.Пушкин; Могултай (он же Немировский); Антрекот (паспортного имени не знаю); Олег Ладыженский; Леонид Каганов (Lleo); Эдуард Багрицкий, Булат Окуджава, Антуан де Сент-Экзюпери, Михаил Щербаков, Александр Бушков, Игорь Николаев, Борис Гребенщиков, Урсула Ле Гуин, Анджей Сапковский, да как же без Высоцкого? — и многие иные, которых я цитировал в стихах и прозе, и только моя бесконечная лень виной тому, что здесь не приводится трехстраничный список всего, рано или поздно мною прочитанного, увиденного и услышанного. Если же встретите в тексте стихи либо прозу, незнакомые даже Гуглу — то их написал я. При повторном прочтении все это уже будет знакомым, следовательно — не будет скверным; таким образом, рецепт улучшения любой литературы довольно прост.
Да, самое важное.
Буквы алфавита (с) по-прежнему are trademark товарищества на вере “Кирилл и Мефодий”, на рынке с 863 года, специфика работы — славянские общества, качество гарантировано *
-
* этот спам уже повсюду. Извините.
Не вернувшийся с холода
Разбудил рожок нас поутру
Не к добру, не к добру…
(с) И.Растеряев
В Столице, где опасностей немало
Нам имя предстоит завоевать
(с) мюзикл “Волки Мибу”
Виктор проснулся задолго до будильника. Тишина лежала сугробами. Проходя в кухню выпить кофе, Александров поднимал ноги, как будто и правда шел заснеженным полем.
Ближайшее заснеженное поле открывалось прямо за окном и тянулось во все стороны света — сколько хватал глаз. Под снегом простирался ледниковый щит Гренландии, а над снегом рукотворной горной цепью высились постройки монтажно-испытательного корпуса. Цвета их в предрассветном сумраке не набрали полной живой силы и выглядели пока что не слишком радостно, несмотря на щедрую раскраску.
Восход за полярным кругом — явление, прямо скажем, не очень частое. Глядя на восточный небосклон, Виктор непроизвольно пробормотал начало “молитвы Рамаррена”:
— Животворная звезда, средоточие жизни, живое светило…
Здесь, на корке километрового ледяного щита, в окружении острых торосов и обкусанных ими округлых камней, три подряд корня “жив” совершенно не казались лишними. Они же относились к Солнцу! К Солнцу, которого население комплекса не видело долгую полярную зиму. К Солнцу, кроме которого ничего живого и не было видно!
Заваривая кофе, Виктор понял, что и жена тоже проснулась. Звуков никаких не послышалось, но за пятнадцать лет супруги довольно узнали друг друга, чтобы некоторые вещи угадывать. А вот из детских спален чуть ли не струилось ощущение мирного утренного сна, который всегда жалко нарушать.
А уж по такому поводу, как сегодня…
Виктор помотал головой. Нельзя об этом думать — расклеишься. И так дела плохи… Ну вот — шумит вода в ванной, теперь точно все проснутся…
Александров успел нарезать батон и намазать шоколадный крем, когда появилась Аннушка — уже в “парадных” туфлях без каблука, строгом костюме цвета слоновой кости, с форменным галстуком персонала монтажно-испытательного корпуса, и даже русые волосы убравшая “под шапку”, чтобы из-под полиэтиленового колпака в чистую зону не выбивалось ни пряди.
— Господи, как будто просто на дачу едем, — жена вдохнула запахи кухни. — Налей мне кофе… Дети! Хватит уже там возиться, бегом завтракать!
Первым, как всегда, прискакал младший брат, названный в честь прадедушки Тимофеем. Виктор — программист и материалист — в приметы не верил. Но живость характера Тишки-маленького и неуемное любопытство Тишки-старенького различались не больше, чем две капли воды. Даже волосы у меньшого были не пшеничные отцовские, и не светло-русые материнские — а темно-русые, точь-в-точь прадедова фотография.
Старший брат пришел степенно: как-никак, ему исполнилось тринадцать лет, не то, что эта мелочь летуче-прыгучая, целых три класса разницы! Когда выбирали ему имя, до прадедов еще не дошли. Но и дедушками семью бог не обидел. Впрочем, и бабушками. И тетками. И дядьями. И… В общем, после трехнедельных споров, ссор, поездок в гости к тем и к другим, и третьим, и пятым — первенцу Александровых уготовили внушительное имя “Степан”. Только вписать не успели — Анна рожала первый раз, сильно перенервничала, бесконечные споры родичей ее утомили… “Леопольд! И точка! Кому не нравится, рожайте своего и называйте как хотите!”