Для нее-то подобная царапина однозначно смертельна!
Акаме отошла на несколько шагов, подкинула ножны носком обычнейшей туфельки без каблука, в которых выступают профессиональные театральные танцовщицы, и которые любят служанки за устойчивость на любой поверхности. Выше туфелек Акаме надела просторные штаны с вшитой сеткой, с коваными добротными наколенниками; штаны затянула широким поясом с классическими тремя пластинами защиты живота и бедер.
А вот выше пояса ограничилась стеганым жилетом, стеганым же красным наручем — и то на одной левой руке, для пущей легкости движений. Пожалуй, собираясь драться на мягкой земле за городом, Акаме и наколенники бы не брала…
Сама не понимая, зачем, Эсдес продолжила разговор:
— Чумы не было только со слов ваших агентов. Если бы они на самом деле попали в больные селения, и потом вынесли заразу за оцепление, мы бы тут сейчас просто не разговаривали.
— Откуда сведения?
Акаме еще раз осмотрела противника: как учили, начиная с обуви. “Если сомневаешься в поверхности, на которой стоишь, лучше драться босиком”… Ну, на брусчатке города чем-то пальцы прикрывать надо; короткие шнурованные мокасины — неплохой выбор. Штаны тоже слегка топорщит от вшитой сетки, а вот наколенников нет. Логично: вряд ли Эсдес придется вертеться и перекатываться, в акробатике Акаме никто не соперник. Прорежет ли Мурасаме вшитую сетку?
— …Я держала карантин между северо-западом и севером. Мне хватило.
Напоясной брони нет. Зря. Или не зря? Сам пояс широкий, проклепанный. Даже заточка Первого Проклятого возьмет его не с первого удара. Вон, того зверя-гекатонхейра сквозь свалявшуюся шерсть пришлось раз десять полоснуть, пока до тела дошло.
Жилет из толстой кожи, рукава — просто рубашка. Самонадеяно, сильнейшая наша, ох самонадеяно! Тонкую ткань Мурасаме на завтрак ест.
Передышку закончили сразу обе: Эсдес привычным ударом сверху вниз, Акаме восходящим с прицелом на бедренную артерию. Клинки столкнулись, с визгом проехали друг по дружке; Акаме крутанулась на пятке, разгоняя Первый Проклятый — пока Эсдес вытащит свою оглоблю на удар.
А синеволосая попросту пихнула легкую противницу бедром — Акаме так и покатилась, едва успевая уворачиваться от ударов, каждый из которых мог бы вколотить в грунт небольшую сваю, не то что хрупкую мечницу “Рейда”.
Никто из наблюдавших за боем не проронил ни слова.
Над улицей прокатился гулкий грохот — особняк жирного премьера рвали на куски. Дальше по мостовой, в сторону императорского дворца, удалялся ревуще-хрипящий клубок драки. Повстанцы пытались затыкать вилами и повернутыми косами несколько соединенных частных армий. Уступая числом, те брали умением, снаряжением и опытом, так что имели неплохие шансы закрепиться во дворце… Отмахиваясь от серии верхних, Эсдес неожиданно спохватилась, что не видит ни розовой крольчихи, ни Тацуми, выбравшего мелкую полукровку.
Вообще, из всего “Рейда” здесь только Акаме. Это теперь ее настолько низко ценят?
Эсдес выдохнула, нанося коронный косой удар — если бы попала, развалила бы мелочь от сиськи до п… До пояса!
Красноглазая увернулась, откатилась еще немного. Несколькими ударами по низу выправила положение, заставив Эсдес отступить в сторону крыльца. Пока что Акаме не принимала удары на блок, да и рубила с одной правой руки, предпочитая скорость силе удара; а еще это позволяло ей пользоваться ножнами в левой. Получить дубинкой в глаз приятного мало; так что блокировать приходилось размашистыми веерными движениями — не пытаясь поймать клинок противника или угадать его цель, Эсдес просто сбивала все, что попадалось в секторе, пользуясь преимуществом личной силы, прочности и тяжести клинка.
Акаме поняла, что так она ничего не добьется. Снова разорвала дистанцию, спросила:
— А неуплата налогов? Скажешь, вы никогда не карали за такое?
Синеволосая поморщилась: Акаме даже не сбила дыхание! Вопрос прозвучал без малейшей паузы. Может быть, она и заговорила, давая понять, что до усталости еще далеко? Ну ладно, выносливость и у меня не хуже:
— Это везде было, есть и будет. Мы этим не занимались никогда, меня с “Падшими” министр посылал только против местных шишек, которые чем-то вызывали его неудовольствие.