К вечеру отряд собрался в гроте, вокруг озерца. Поставили часового у входа, но погони не ждали.
Енот и Носхорн наблюдали дичайшую суматоху: по Тракту во все стороны летели гонцы; прямо на мощеной дороге схватились два отряда западников, отличавшиеся только мастями коней. Всадники на вороных порубили такую же тридцатку на гнедых, добили раненых, обобрали тела — и быстрее ветра умчались к Пыльному. Если бы дозорные могли подняться не только до верхушек деревьев, но и на высоту птичьего полета, они могли бы видеть, как гонцы несут весть о смерти Верховного Короля во все края объединенного Запада, во все гарнизоны и крепости покоренного куска Империи. Но и происходящего им хватило, чтобы сообразить: началась дележка трона. Кто же в такой ситуации будет гоняться за призраками, это же придется отвлекать ресурсы от борьбы за главный приз! Вот займем Золотой Трон, тогда и воздадим по заслугам. Сразу всем и сразу за все.
Так что передышкой решили воспользоваться для отдыха, лечения ран — а еще Носхорн, по привычке полицейского и контрразведчика, вытащил из сумки стопку листов, прилепил на уступ сальную свечку и принялся расспрашивать настоятеля.
— Я не сильно понимаю в солдатах. — Пожал плечами священник. Ровесник барона выглядел совершенным стариком, но уже хотя бы говорил, не запинаясь.
— А и не надо. — Полицейский умел получать информацию как из слов, так и из умолчаний. — Лучше расскажите о людях. За что вас-то в тюрьму? Вы же были самым главным сторонником Запада.
Настоятель помолчал, огляделся. Ветераны устало дремали, прислонившись спиной к стене. Енот и Эсдес делили провиант. Кони с припасами и шатром остались перед собором в Пыльном, так что вся еда отряда состояла из фляжек хорошего вина (это у кого в бою мечами не содрало), да сухарных сумок (тоже — у кого алебардой не пропороло). Правда, при подготовке похода предусматривали случай поспешного бегства партизанскими тропами, так что сумки уцелевших содержали не простенькие сухари. Сумки набили брусками пеммикана: весьма питательной смеси жира, мясного крошева, ягод. Как все полезное, вкус пеммикан имел более, чем отвратный. Ну то есть — вкус казался отвратным, пока посольство ехало в добром порядке; а как превратилось в диверсионную группу на отходе, то и вкус жиро-ягодного мороженого перестал пугать.
— После завоевания Долины в собор стали приходить люди. Кланялись, благодарили. Жертвовали. Много. Я принимал, радовался. После того случая… — настоятель со вздохом покосился на Эсдес, — когда здесь дрались “Охотники” с “Рейдом”, храм сильно пострадал. Я собирал на ремонт. Конечно, я спрашивал: не жалеют ли они о впущенных в страну рыцарях. Не обижают ли западники жителей Долины. Оказалось, не обижают. Напротив, каждый хвалил меня и порывался целовать руки. Такого процветания Долина не знала с тех самых пор, как умер старый Император, и Онест подгреб власть…
Священник усмехнулся:
— А потом я узнал цену этого благополучия. В Долине все были свободны, счастливы и богаты. Даже самый последний землепашец имел не менее трех рабов. К тому же, разорение равнины за Алмазным Бродом уничтожило конкурентов здешних огородников. Цены на все, что растет и мычит, полезли к небу. Но я и тогда не усомнился. Военная сила возвышала и разрушала Империи; не храму судить мирские дела…
Настоятель захрипел, превратившись в окончательного старика:
— А потом в город пригнали полукровок…
Подскочил, упал от слабости обратно, съежился, закрыл голову руками с белесыми пятнами вместо ногтей:
— Нет! Я не скажу! Пусть это умрет во мне! Это не для людей! Это зло запредельное!
Подскочивший на шум Енот поднял священника, усадил заново. Носхорн, видевший на допросах и не такое, привычно влил в рот плачущему полстакана драгоценного вина.
Отдышавшись, старик привалился к стене. Вялой рукой отер потный лоб. Всхлипнул:
— Один король. Одна вера. Я попал в ту же ловушку, что и все. Я думал, это будет моя вера! Истинная Вера Чистой Земли! И ведь самое страшное, — старик робко улыбнулся, — эти люди совершенно не выглядели злыми, агрессивными. Могу понять, когда род на род. Когда семью вырезают из кровной мести, длящейся столетиями. Но когда… Когда…