Дождавшись ответного кивка, моряк продолжил:
— Тогда, кстати, твой расчет оправдался тоже. Сейчас я только хотел сказать… Постарайся не предать ее. А то будет плохо.
Носхорн укоризненно поднял брови: мальчик, ну разве можно так откровенно угрожать, да еще и в таком деле? Вал поглядел на него в упор, без тени прежнего смущения: и нужно! Мужики хреново понимают намеки, это я как мужик говорю…
Наблюдая безмолвную перепалку, я раскрыл рот, чтобы огрызнуться побольнее, но губы сказали с неподдельным сочувствием:
— Это ты из личного опыта?
— Вот именно, — без тени улыбки ответил Вал. — Пробовал. Не понравилось.
— Конечно, как такое может понравиться? — Надежда фыркнула. — Променял нашего львенка на эту… Мерзлую синюю швабру!
— О, Енот! — картинно заломила руки Леона.
— Хомяк! — поправила Ривер. — С печки бряк! Щеки подвяжи!
— О, Хомяк! За что ты так? После всего, что между нами было! — тут львица все-таки не сдержала улыбку:
— А главное, после всего, чего между нами так и не было!
— Мерзкий старикашка, — хихикнула красноглазая, отодвигая Первый Проклятый.
И обе с визгом кинулись обниматься. Даже Надежда протянула живую руку, погладила меня по макушке и тотчас убрала. Леона привычно зашла за спину, обняла и задышала в ухо; Акаме прыгала перед лицом, восторженно хватая узкими прохладными ладошками за лоб, рукава, запястья:
— Живой! Вернулся!
Невысказанное “братик!” повисло в комнате аршинными буквами.
— А как тут у вас? — наконец, сумел я выдохнуть.
— О, новая пьеса, ставят все театры. “Ледовый поход или Триста сердец!” Вильям твой прорвался в Столицу; видел, кстати, по пути тела конников Хадрамаута… — воодушевленно замахала руками Акаме:
— В Лесу завелись твари. Отчего, думаешь, мы войска скатами перевозим, по десять человек? Тракт перекрыт напрочь. Отожрались на трупах, нежить мохнатая… Но ничего, уже скоро мы им устроим ночь упавшего звездеца. Сейчас Вал и Куроме уточняют… Ты чего?
— Все хорошо, — пальцы Леоны привычно разминали мне шею. — Все хорошо… Думай о хорошем… Вот обо мне… Я же хорошая!
— Вала я недавно видел. Я боялся услышать, что Куроме… Мне до слез надоело, что всех моих знакомых рано или поздно убивают!
— И поэтому ты сунул голову в пасть западникам? — фыркнула красноглазая. — Как меня научила говорить в таких случаях сестра: “ой, все!”
— Вот уже тебя и отпускает. — Леона последний раз провела пальцами по коже, легонько царапнув мочки ушей. — Все, дыши, дыши.
— Ты… Не злишься?
— На всех злиться даже моей груди не хватит. Ой, кстати, хочешь, расскажу? Тут был такой но-овый ма-альчик. Симпати-и-ичный, аромати-ичный, халва прямо… Сидел тут на базе, с таким загово-о-орщицким видом, и говорит нам: “А вы зна-аете, что после Революции победившее правительство вас может всех перебить?”
Надежда прыснула:
— Я морду кирпичом, и так через губу: “Да ты что? А я-то думала, это мы всех перебьем. Для чего и делаем революцию.” Смотрю, Леона смехом давится. Акаме так, с намеком, пальцы на оплетку рукояти Мурасаме, а он этак важно: “Думаю, магия этого мира велика!”
— И что потом?
— Ушел в город. Сказал, на рекогносцировку. Больше мы его не видели. Жа-аль, — мурлыкнула Леона. — Симпати-и-ичный. Был.
— Надеюсь, он свое счастье нашел. Кстати, я тут подумал. Долой кустарщину! Пьесы эти, марионетки. Мелко. Даешь важнейшее из искусств победившей революции! Даешь кино!
— Точно! Ты же как-то рассказывал! — Акаме захлопала в ладоши. Надежда деловито загибала пальцы:
— Камеры. Пленка. Реквизит. Сценарий. Осветители. Не помню, что там еще. Но помню, что надо много всего! И много профессионалов.
— Да ерунда! Главное, героев подобрать… Получается, тут весь “Рейд?”
— Только Мейн и Тацуми в Пыльном, но ты же знаешь.
— Знаю.
— Мейн, кстати, жаловалась. Только соберется Тацуми пнуть, на них все так оборачиваются. Дескать, не стыдно? Вы ж герои! Говорит, приходится кипеть в сторонку и ругаться шепотом, пока Тацуми не подойдет утешать.
— Ну, а серьезно. — Надежда вернулась в привычное кожаное кресло. Леона и Акаме тоже заняли места на памятных с самого первого знакомства кожанных диванчиках. Кресло и диванчики вокруг знакомого с тех самых пор полированного столика, на столике широкая ваза с яблоками, вокруг столика комната, вокруг комнаты здание финансового управления, вокруг здания Столица; в Столичном регионе — весна!
Ривер продолжила:
— Серьезно, Енот. Не подумай только, что я осуждаю твой выбор…