К исходу второго дня Александровы научились отличать садовников-огородников от ремесленников, а тех и других — от купеческого сословия. Вал вполне понятно рассказывал, что значат цвета плащей, цеховые гербы, как позвать стражника в случае чего (заорать, замахать руками, можно подпрыгнуть), как отличить безопасный квартал от других (где хорошее мощение улиц, там часто ходят, значит — есть и патруль), как отдать письмо на почту (да кидаешь в почтовый ящик, вон такие жбаны с круглой дыркой под свиток, ну это если нет слуги, которого можно послать на почту).
На последнем постоялом дворе идальго с клетчатой бабушкой высадились. Освободившуюся пару сидений тотчас захватили дети, но не успели придумать ей применение. Потому что в третий день началась собственно Столица, и все четверо землян без стеснения прилипли носами к стеклам. Улица как-то вдруг расширилась втрое; на ней появились тротуары. Огороды, поля, лужайки с коровами уступили место кованым и каменным оградам садов с небольшими павильонами у въездов. В глубине садов угадывались или прямо красовались особняки, а перед завитушками парадных ворот высились усатые гвардейского роста сторожа, сверкавшие начищенными пуговицами, кокардами, лезвиями внушительных алебард.
— Пашка тут явно в рай попал. — Анна хмыкнула. — Или ты тоже что-нибудь помнишь?
Программист пожал плечами. В ролевом клубе он бывал чисто за компанию с Енотом. Интересовался больше организацией игр, сюжетом, игровой механикой да тем, как это все запрограммировать. А вот оружием-доспехом — постольку-поскольку. Енот же, по упомянутому свойству натуры — сначала решить задачу, а потом задумываться, стоило ли? — безоглядно участвовал в играх, турнирах, выездах, сейшенах, и черт знает в чем еще — довольно долго, пока не повредил-таки спину. Впрочем, давно Виктор не имел вестей от приятеля, и ничего подробно про его увлечения не знал.
Доспешных попадалось немного, и выглядели они явно стражей при исполнении. Зато людей с оружием просто море разливаное, едва ли не каждый.
— Да, — отвечая на вопросительный взгляд, Вал просто приподнял из ножен собственную саблю. — После мятежа разрешили вообще всем. Экзамен сдавай — и носи что хочешь. Получишь по голове — сам себе дурак. А вот безоружного тронуть считается теперь позором.
— А до… Мятежа?
Моряк и Ведьма синхронно нахмурились.
— До мятежа право на оружие имели только солдаты и аристократы, — проворчал Вал. — И, надо сказать, ваше слово “беспредел” очень точно подходит к тем временам.
— Сейчас времена другие, — снова зажгла улыбку Куроме. — Если кто посмеет напасть на безоружного, угрожать ему — все, кто с оружием, придут на помощь слабейшему.
— Командир говорит, — Вал убрал клинок, — лет через десять наиграются. Вырастет поколение, не привычное к обидам и оскорблениям, уже не будут увлеченно размахивать железяками. А для живущих сегодня оружие — символ. Им теперь можно, понимаете? Разрешено! Вы очень удачно… Хм… Приехали. Вот на шесть-семь лет раньше тут происходило… Такое…
— Приду-умала! — Куроме даже захлопала в ладоши. — Наверное, “Рейд” уже досняли?
— У вас тут и фильмы снимают? — от изумления Виктор чуть не прикусил язык.
— Конечно, мы же не дикие северяне какие-нибудь, — гордо кивнул Моряк. — Вот к вечеру приедем в центр, а там, наверное, уже премьера!
— Так а… Кино есть, а оружие только холодное?.
— Которое стреляет огнем, тоже имеется… — Куроме ловко перекинула из ладони в ладонь лакированные черные ножны с катаной. — Но в единичных образцах. И вот за него убивают без суда, на месте. Зато холодное носи сколько угодно. Хочешь уметь — учись, занимайся, не запрещено никому. С четырнадцати лет.
— У-у-у, — предсказуемо заскучали Тяп и Ляп, — кому год, а кому четыре года еще!
— Ничего, — вздохнул Вал. — Я вот в крутые и взрослые так уж торопился… Пока не попал. Это с холодным нарочно придумано. Совсем без оружия нельзя, но клинком на малой дистанции даже в горячке ссоры ты можешь причинить вред только небольшому числу человек и только вплотную. Великих мастеров, как Эсдес или сестрички…