— Голова за голову, — пожимает роскошными плечами Леона, бесцеремонно хлопая меня по макушке; ощущение — как будто кисточкой или кошачьим хвостом:
— Хомяк завалил капитана Огре, да и…
— Енот! — поправляю голосом, тоже хмурым, в тон общему настроению.
— Ты же сам хомяка нарисовал! — Мейн сдвигает брови.
— Это я так рисовать умею. А зовите меня — Енот.
— Пусть Енот, — шелестит справа. Поворачиваю голову:
— Акаме! — серьезным голоском называется стройная до тонкости девчонка. Иссиня-черные волосы, непривычно-алые радужки глаз. Темная блузка, юбка чуть выше колена — и основательные такие кожаные ботинки. Пара, пожалуй, весит больше самой девчушки. Даже катана в половину роста не страшнее ботинок. Акаме тут единственная с оружием, и все смотрят на нее как на начальника.
— Мейн, ты ведь сыщицу тоже уложила? — голос Акаме ровный и спокойный. Да и все остальные выглядят пришиблено — но не раздавлено.
— Да, Сэрью однозначно вышла из строя. — Мейн так же серьезна.
Это не торгаши-контрабандисты, имеющие дело с административным кодексом. Да им и уголовный кодекс нужен разве что в туалете — на гвоздь повесить. Их работа — именно потери. Размен. Им это привычно. “Голова за голову”, говорит пышногрудая Леона, и никто ее не одергивает. Хотя упомянутая голова еще вчера находилась вот за этим блестящим столом, в общем кругу.
— Сэрью… — говорю только чтобы выпустить давящее на виски волнение. — Это та, помешанная на справедливости, что ты, Мейн, говорила? Которую назначили вместо капитана Огре?
Отвечает Акаме:
— Именно. Сэрью из клана Юбикитас. Единственная наследница. Но только помешана она совсем не на справедливости.
Брови поднимают все. Акаме берет с полочки под столом листок плотной желтоватой бумаги, Мейн подает ей чернильницу и перо.
— Я рисую не сильно лучше тебя, Хо… Енот. Так что буду пояснять. Вот это — забор.
Появляется ровная линия.
— За забором, например, скачки.
Прибедняется Акаме зря. Несколько штрихов — вполне узнаваемые кони.
— А вот детишки, смотрят скачки через забор.
Три фигурки — высокого роста, среднего и низкого.
— В понимании Сэрью, поровну — это вот так.
Под каждой фигуркой красноглазая подрисовывает бочонок.
— Всем одинаковые подставки. Что высокому она вовсе не надо, а мелкому она не поможет, видишь, он так и остался ниже забора… Это ей не важно… Ясно?
— А… Понятно! — Леона выхватывает перо. — Так поровну, а вот так, — блондинка рисует силуэты, но теперь у каждого под ногами бочонок нужной высоты, и все могут выглянуть за забор, — по справедливости!
Акаме хмыкает:
— Объяснять сотней слов то, что можно показать парой несложных картинок…
— Да ладно, — Лаббок запускает пятерню в зеленые волосы. Точно в этой Вселенной изобретением переводчика не ограничились. У Мейн волосы розовые, причем равномерно по всей длине, значит — не крашеные. У парня с выправкой корнета — зеленые. Может, сейчас забыли и разучились, а вот раньше точно с генами экспериментировали.
— … Все же поняли, — заканчивает Лаббок.
— Босс! — подхватывается Акаме. Это что же, начальница не она? Или, скорее, она сержант-замкомвзвод при лейтенанте — командире взвода.
В комнате появляется женщина… Не получается назвать ее уродиной. Судя по стройной фигуре в хорошо сидящем черном брючном костюме, по свежей коже, по приятной улыбке — молодая, не из последних красавиц, не из последних… Была.
Потому как вместо правой руки натуральный механический протез, а правый глаз скрыт повязкой. Тоже блондинка, но Леона — блондинка золотоволосая, а командир — платиновая… Платиновая? Болван! Седая! Вкупе с побитой правой половиной тела наводит на мысли о разорвавшемся справа снаряде… Какие там контрабандисты, какой там уголовный кодекс!
Это люди не кодекса, а Полевого Устава. За столом люди главы первой (“боец, отделение, взвод”), а вошедшая совершенно точно из той главы, где “батальон, полк”; может, что и повыше.
— Генерал Надженда Ривер, — глуховатым четким голосом представляется вошедшая. — Командир отделения организации “Ночной Рейд”.
Лучше бы я и правда диваны таскал через Стену! Можно вручную!
Виски сдавливает, как в клещах. Морда у меня, наверняка, краснее, чем глазки Акаме.
— Госпожа генерал, разрешите называть вас Надеждой…
— Почему?
— Во-первых, это я могу выговорить. Вам же будет неприятно, если я стану коверкать имя?