— Тоже командир. Только отряд побольше. Не подразделение, а соединение всех родов войск. Минимальное соединение, способное вести бой самостоятельно, у нас дивизия. Это десять-двенадцать тысяч человек…
— Сколько-сколько?! — Вскричал Тацуми. — Да у нас в селе всего пятьсот человек!
— Батальон.
— Чего?
— Батальон у нас примерно столько. Следующий уровень, три батальона — полк. Два полка с обеспечением — бригада. Уровень полков и бригад у нас называется “часть”. Сильнее, чем подразделение, но все же часть целого.
Енот снова сел на кожаный диванчик, снова подвернул ножны, чтобы не брякали о столешницу:
— А вот уже три полка плюс артиллерия, плюс танки, еще “сами не летаем, другим не даем”, плюс “двойной оклад — тройная смерть”, еще хлебозавод, прачечная, рембат, госпиталь, отделение полевой почты, автоколонна для подвоза горючего и снарядов — этим вот у нас командует генерал.
— Двойной оклад… Танки… — задвигался Тацуми. — Кто все эти люди? Как столько народу можно доставить к месту боя? Чем эту орду кормят? Нафига их вообще столько надо? Да я вообще не верю, это ты нам заливаешь, как тогда с рукояткой!
— Запад! — вдруг сообразила Ривер. — Они так воюют! Лаббок, помнишь? С тех пор, как откололись от нас, они все придумывают военные машины, обучают множество солдат, у них есть это все. Большие отряды, правда, не настолько, как ты говоришь. Но проблемы те же. Лагеря, снабжение, дороги. Вот почему Огре настаивал, чтобы его называли капитаном, а не генералом. Капитан у вас чем командует?
— Ротой. Обычно в роте сотня. Самая большая рота, которую я помню — понтонно-мостовая, двести человек… Да, примерно по численности, как стража Центрального региона… — Енот посмотрел на загнутые пальцы, как будто мог сосчитать на них две сотни. — Ну, до тех пор, пока туда не понабрали отребья ради массы… Ты что же, знала Огре?
— Я же до дезертирства была принята при дворе, встречались… Даже ваш язык могла бы выучить, Огре ухаживал за мной.
— И?
— Не понравился. — Надежда воткнула окурок в пепельницу, как кинжал в тело.
— А кто понравился?
— Личное дело!
— В мои-то личные дела ты лезешь своим бесконечным сватовством. Давай откровенность за откровенность, как с именами…
— Чего это ты задумал? — генералу Ривер внезапно стало жарко. Енот поднялся:
— Ну не все же тебе меня женить. Лаббок, иди-ка сюда…
— А? — удивился зеленоволосый. — При чем тут я-а-а… Ой… Пусти, офигел!
Енот взял обоих дезертиров за уши, притянул друг к другу, почти столкнул головами:
— Надежда, ты мою интуицию хвалила? Слушай, чего скажу. У вас нет никакого: “потом”. У одного тебя есть и у одной тебя есть. А у вас вместе — нет никакого потом, только сейчас. Хватит уже от самих себя бегать, убьют и вспомнить нечего будет… Акаме!
— А?!
— Бери какие там есть у нее дела на сегодня. Пошли, займемся, помогу тебе отчеты писать.
— А?… — красноглазая так и не вышла из ступора. Леона и Тацуми переглянулись:
— Мы-то думали, Енот про новые дела расскажет, на макете посмотрим.
— Я три мешка репы извел на домики! — нахмурился зеленоглазый.
Отошедшая от ступора заместительница командира смачно захрустела крайним домиком:
— Да ладно, сейчас вот и насмотримся. А потом все съедим, в полном соответствии с принципами конспирации.
Тут очнулась и Мейн. Переглянулась с Тацуми — розовые глаза полукровки в зеленые лесовика — задрала носик:
— Фу-фу, паршивая романтика!
Романтика — море, солнце, пальмы, белый песок, девушки в открытых костюмах.
Море — одна штука. Вот оно, практически со всех сторон. Со всех сторон — значит, мы на острове. Пальмы — комплект. Белый песок — в ассортименте. Тропическая жара — ставим галочку. Девушки в открытых костюмах — одна штука.
Вывод: романтика. Несмотря на некомплект девушек.
Впрочем, великие древние авторы — вот хотя бы Петроний, римский патриций эпохи апостола Петра, за точный вкус и обширные познания в искусствах прозваный “Арбитр Изящества” — так вот, Петроний Элегантум полагал, что тысячи полуголых девиц производят меньшее впечатление, чем одна.
И спорить с великим древним лично у меня никакого желания не возникло. Эсдес — даже одна-единственная, даже закутанная в шубу, все равно производит куда большее впечатление, чем тысячи полуголых танцовщиц.