— То!… Же!… Ва!.. Ри!.. Ант!… Да! Ты узнал противника, понял, что меч тебя не спасет… Ты так смешно вцепился в рукоять, и так умилительно-важно убирал от нее руки — как будто против меня это хоть что-то значит! С твоим-то сопением, с твоим-то весом!
Тут Эсдес перестала смеяться:
— Но ты не сдался и не попросил милости! А отец научил меня презирать слабых и уважать сильных.
— А можно узнать, где твой отец?
— Убит. Соседи оказались сильнее. Вернувшись с охоты, я могла только похоронить его. Он сам не печалился об этом, и мне запретил. Хорошенько подумав, я решила, что самая большая сила в пределах видимости — Империя. И отправилась туда на службу… Стой. А с чего это вдруг я рассказываю это — тебе?
— А вот здесь и правда — некому больше. И не только на острове, в Столице тоже. Придворные повернут искренность против тебя — возразишь? Именно, что нет. Армия видит в тебе прежде всего воина, а воины приступы философии лечат проверенным сорокаградусным лекарством. Женщины тебе завидуют — может, еще и объяснить, почему? Мужчины видят в тебе красивую штучку, хорошо бы на ночь, но жить с ней? Еще сломает что-нибудь в порыве страсти.
— Ерунда! — Возразила собеседница. — Даже я знаю три способа, которые полностью безопасны… Да какого же хера я вообще с тобой говорю?
— Потому что я с тобой тоже говорю. Просто — разговариваю. Не прошу, не заигрываю… Мне даже ничего от тебя не нужно!
— Ага. Кроме жизни! Права была Ривер, пока мужика не припрешь к стене, нормально с ним говорить нельзя!
— Так ты что — даже с отцом не могла поговорить?
Синеволосая осеклась. Подумала. Спросила, больше сама у себя:
— В нашем племени все были сильные! Сильнее соседей, любых… Почему же они тогда проиграли?
— Давно… Случилось?
— Лет пять, — собеседница коснулась шпаги безопасным, доверительным жестом, которым поправляют оружие среди своих. И я снова понял, что пожалею о сказанном; и все равно сказал:
— Объединение людей держится на этике. На соблюдении договоренности. На вере в соседа справа, который тебя прикроет. Иначе строй разрушен и всем гибель. Ты, как воин, не можешь этого не понять; почему же ты не включаешь в понятие “свои” тех, кто тебя кормит и вооружает? Хоть они и худшие бойцы чем ты?
Эсдес надолго замолчала. Довольно скоро из-за пальм выскочила луна, ярко высветила полированную чашку эфеса, а затем и весь меч, не убранный пока в ножны. Вот оружие Сильнейшая носила правильное. Тяжелая шпага с ромбическим сечением клинка; в плане оба лезвия параллельны, а не начинают сходить на треугольник сразу от рукоятки, как на большинстве мечей эпохи Шекспира. Судя по толщине, клинок вполне пригоден для колющего удара всем весом с разворота, а не одной лишь рукой, как это стали делать во времена мушкетеров. Вместе с тем, клинок еще достаточно легкий, чтобы фехтовать им, а не только выставлять перед собой в конной атаке, на манер наполеоновских кирасиров. Пожалуй, такой клинок выдержит даже подставку под падающий вертикальный удар вражеского меча; выдержит и собственный удар по кирасе — колющий или рубящий наотмашь. Тяжелая шпага, высшая точка в развитии меча, самое универсальное, самое управляемое холодное оружие в истории человечества… Катана у меня на боку режет шелковый платок, легко проходит несколько слоев одежды. Но стальной доспех — кольчуга, чешуя, кираса — только затупит бритвенную заточку катаны. Неудачная подставка под блок может вовсе расколоть изогнутое лезвие. А шпага Эсдес пробьет кольчугу, вспорет чешую, при должной силе и мастерстве проломит кирасу. Но сжиться с тяжелой, “ранней” шпагой, которая больше рубит, чем колет — намного дольше и сложнее, чем выдрессировать человека на одно движение катаной.
Даже в сказочной Вселенной разница между выпускником краткосрочных курсов и дипломником Академии ощущалась совершенно не сказочной…
— Иди сюда! — Вдруг сказала девушка. — Как ты думаешь, мы одни на острове?
Кстати — вполне романтический вопрос.
— Это мы узнаем только после рассвета.
— И правда… Садись вот так, спина к спине…
— Спина к спине, взявшись за руки, — прокомментировала Эсдес последнюю сцену перед титрами. — Так до утра и сидели. Но не от фейеверка чувств. Тогда я мечтала о Тацуми. А вот как только я чувствовала, что засыпаю, дергала Енота за руку; и то же самое делал он. Мы же не знали, что на острове нет врагов!
— А просто спать по-очереди? — удивился Тяп.
— Приходилось учитывать, что любой из нас мог зарезать второго во сне. Не знаю, задумывался об этом Енот, а я так точно не хотела проснуться с головой врозь. И спать нельзя, и не спать нельзя.